Перехватив взгляд туземца, уже
набиравшего в грудь воздуха, чтобы заорать, лейтенант
сориентировался быстро. Он демонстративно поднял руки, повернув
ладони от себя – смотри, я безоружен и безобиден. Мужик нахмурился,
но решимость его, видно, поколебалась – он не бросился с лопатой на
солдат, а, взявшись за нее поудобнее, двинулся обок колонны.
К тому времени, когда БТРы добрались
до центра деревни, где дома окружали площадь, покрытую утоптанной
голой землей, здесь уже собралось, как решил Сошников, почти все
население. Женщин было больше – видно, мужики не то остались в
поле, не то ушли в леса. Почти все взрослые держали в руках если не
мечи и рогатины, то лопаты, косы или просто крепкие жерди. Васька
скользнул взглядом по дебелой бабе, агрессивно перебрасывавшей из
руки в руку здоровую сковороду, не зная, плакать ему или смеяться.
Конечно, против «калашей» эта толпа не продержалась бы и минуты. Но
что‑то героическое было в их порыве защитить родные дома.
Крестьяне молчали. Кое‑кто складывал
пальцы странными фигами – от сглаза, что ли? Но большинство просто
стояло и смотрело.
Васька ждал, что прикажет лейтенант,
но тот и сам молчал, глядя на гэбиста Кобзева. Тот, высунувшись из
люка, спокойно обводил взором площадь, будто принимал парад.
– Ваше слово, товарищ
Шойфет, – негромко скомандовал майор наконец.
Переводчик завозился в глубине
кабины, пытаясь выцарапаться на свет. В это время толпа
зашевелилась. К БТРам проталкивался пожилой мужик, отличавшийся от
прочих затертым жупаном с тяжелой медной бляхой на груди. Бляха
придавала ему вид не то добровольца‑дружинника, не то
городового.
* * *
Староста Тоур взирал на самоездные
железные гробы с глубоким, тоскливым недоумением. Конечно, староста
себя считал человеком ученым. Как‑никак его стараниями деревня
наняла для общей скуллы самолучшего учителя, да и вообще не годится
старшому в чем‑то уступать своим младшим. Но старые суеверия
умирали в его душе тяжело и неохотно. Всем ведь известно, кого
полагается в железных гробах селить – упырей полуночных, трупоедов
могильных, чтобы те зубами не могли прогрызть домовину изнутри да
выходить потом из могил, чтобы питаться кровавыми муками
неосторожных. И зрелище примостившихся на краю деревенской площади
громадин, небрежно выкрашенных в неопределенно грязные цвета,
всколыхнуло в его душе прежние страхи.