Вот и пани Барыся, этакая сдобная пышечка, словно лучащаяся
здоровьем и бойким задором, чудо как хороша: тяжелая русая коса,
ниспадающая до самых бедер — полных и, что уж говорить,
притягивающих взгляд, корсет, чуть ли не лопающийся от содержимого,
ярко-алые чувственные губы, выгодно оттеняющие молочную кожу, яркий
румянец на щеках... Сладкий, сдобный пирожок, что тут же хочется
съесть — но, увы, в высшем обществе лехов, к которому и принадлежат
фрейлины, понятия о женской чести еще довольно строги. Все они
претендентки на удачное замужество с каким-нибудь магнатом, и, что
бы ни творили вельможные супруги после бракосочетания, блюсти себя
до свадьбы считается у девушек хорошим тоном. Бывают, конечно,
исключения, но... Удачливый ловелас может в одночасье пропасть —
дабы не порождать порочащих слухов.
К слову, это еще одна из причин спокойствия нашей королевы —
никто из фрейлин не стремится согреть ложе короля, ведь в среде
местной знати он не всегда воспринимается даже первым среди
равных...
Но это — фрейлины. Стайка веселых девушек, в обществе королевы
позволяющих себе забыть о высоком происхождении и наслаждающихся
чисто девичьими забавами. И хотя все они чрезвычайно родовиты,
сравнить их с госпожой Лейрой, великой княгиней Рогоры, просто
нельзя. Это все равно что пытаться сравнить чудо какой хорошенький
полевой цветок — и гибкую розу с огромным бутоном, выращенную
лучшим королевским садовником.
Если предаться самым отчаянным, самым запретным и вольнодумным
мыслям — с кем хотел бы оказаться в постели, — еще не факт, что
между княгиней и фрейлиной я выбрал бы госпожу Лейру. Впрочем, нет,
не так — я при любом раскладе выбрал бы княгиню. Да что там! Мне
хватило одного взгляда на восточную красавицу, чтобы понять, что,
во-первых, я никогда ее не забуду, а во-вторых, сколько бы женщин
ни побывало в моей постели и сколько бы вина мне ни пришлось
выпить, изгнать княгиню из сердца будет ой как непросто. Да о чем
говорить — устрой судьба нашу встречу несколько иначе, и я бы не
сомневался, кому предложить руку и сердце!
Все дело даже не столько в плотской красоте, сколько в личности,
проступающей сквозь привлекательные черты. Даже в нашей королеве я
не вижу и не чувствую столько царственного благородства и
внутренней силы — и одновременно ранящей сердце беспомощности...
Каждая черта, каждое движение, каждый взгляд, что изредка обращает
на меня эта женщина, дышат ими — да она само воплощение благородной
женственности! И несгибаемой воли, и внутренней силы... Я таких не
видел.