После работы на ферме я приходил домой уставшим. Дни увеличивались, значит, и забот становилось все больше, но, вместо того чтобы порадоваться за сад, мы опять наблюдали печальное зрелище. Земля растрескалась, на почве появлялись узоры, напоминавшие паутину. Растения ждали дождей и тепла, но перемены не наступало. Ростки ослабевали и прижимались к грядкам, словно ища защиты.
Выжили только груши, посаженные еще моим дедом. Эти великаны стойко выдерживали все тяготы своего существования, а достались деду саженцы еще от одного итальянца, которого он выручил во времена царствования Карла Первого. Как этого итальянца занесло в наши края, трудно сказать, но груши выросли на удивление красивые и плодоносят до сих пор.
Когда же на смену восточному ветру пришел западный, тут же принеся с собой бесконечные дожди, груши пережили с достоинством и эту перемену. Короче говоря, ветер менялся, и мне было от этого еще печальнее смотреть на растения, которые не знали, как выжить. Как только погода начинала налаживаться, все вокруг расцветало, но за преждевременной радостью тут же снова следовал сухой ветер.
Я рассказываю об этом, чтобы вы могли понять, как непостоянна может быть погода и как трудно бывает предугадать, что же ждет вас впереди. То же самое можно сказать и в отношении животных — собак, лошадей, а, если уж на то пошло, то и людей — в особенности девушек. Надо только научиться замечать любые перемены и в поведении, и в настроениии, чтобы лучше понять, отчего это все происходит.
Печальные сады, поля и леса как нельзя лучше соответствовали моему минор-ному настроению. Я пребывал в меланхолии и даже иногда упивался своей обреченностью и одиночеством. Конечно, я делал все, что мне полагалось как фермеру и хозяину, но все это не приносило радости. Мать с трудом заставляла меня есть и частенько сидела возле меня, пока я отдыхал. Разумеется, она не поверила в сказку о бешеной собаке, поскольку твердо знала, что Господь не допустил бы такой несправедливости, однако я стал замечать, что она ставит около меня какую-то мисочку с водой, а иногда этой водой опрыскивает мою одежду.
Жестокая Бетти Максуорти, которая ничуть мне не сочувствовала и вообще плевать хотела на мое здоровье, изобрела дурацкую шутку. Она врывалась на кухню с высунутым языком, лаяла и заявляла, будто я ее укусил и теперь она подаст на меня в суд и отсудит себе штраф в размере годового жалованья. Особенно она любила это проделывать после ужина, когда я устраивался в углу, скрестив ноги и, положив голову на руки, тихо мечтая о Лорне.