Больше я золота в лотке не нашел.
— Апельсин, Орешек, идите сюда.
Я собрал все инструменты, соорудил носилки и вручил големам, мы
пошли вниз по течению. Големы следовали за мной и смотрели по
сторонам, наверное, не меньше меня восхищались дикой природой.
Чем дальше мы продвигались по пойме ручья, тем шире она
становилась. И это закономерно, ведь весной снега и льды тают —
речушка выходит из берегов, и чем больше в ней воды, тем шире она
становится.
Высоко в горах, исток этой речушки может перепрыгнуть даже
хромая курица. А ниже по течению, в том месте, где она впадает в
крупную реку, ее можно пересечь лишь на лодке. Практически все реки
следовали такому уклады, о нем я узнал из книг.
Я шел, пристально вглядываясь в ручей. Идти становилось все
сложнее — зарослей травы и кустов только больше. В какой-то момент
речушка разделилась на два ответвления: основное с быстрым потоком,
и нечто вроде канала, почти без течения, что тянулся прямо в
лес.
Любопытство взяло верх. Я приказал големам никуда не ходить, а
ждать у тихой воды. Они положили носилки и уселись на мягкую траву.
После чего я пошел, следую за каналом, в лес. При этом я не забывал
поглядывать на големов, как бы они чего не начудили.
Они рвали цветы, любовались ими, а затем ели. Гурманы, хех…
Внезапно Орешек дернулся вперед! Не сразу я разглядел, что он
поймал большую зеленую жабу. Голем показал ее собрату, в ответ тот
промычал что-то невнятное.
Орешек широко раскрыл рот и запихал в него бедное земноводное.
Пережевал его, как следует и проглотил. После своего пиршества он
продолжил вместе с Апельсином рвать цветы и пожирать их.
Тем временем я зашел в лес, пришлось пройти какое-то расстояние
прежде, чем перед взором предстала заводь, похожая скорее на целое
озеро. Я приблизился к тихой темной воде и услышал… Храп? В траве,
между кустов, стояла тканевая палатка, в ней спал мужик и похоже
пьяный — рядом валялись пустые бутылки.
Что же ты тут забыл? Интересно.
Оказалось, что он пришел сюда порыбачить — возле воды лежал три
удочки. Поплавок каждой из них болтался на едва заметных
волнах.
Я не любил воровать, очень не любил, но жизнь вынуждала иногда
это делать. По крайней мере, именно так я оправдывался в те минуты,
когда совершал темные дела.
Да, я стащил удочку. А чтобы загладить свою вину перед
незнакомцем, пришлось оставить ему железный прут и две дохлые
крысы. Мда, удивится, наверное — не совсем равноценный обмен, да и
одна из сторон дрыхнет без задних ног. Впрочем, это помогло мне
совершить кражу и не чувствовать себя негодяем…