Мама ответила:
– Это Анна Павловна. После смерти единственной дочери ей стало плохо, и ее положили в больницу, чтобы привести в порядок. Тебе лучше держаться от нее подальше, на всякий случай.
– Почему подальше? Она что – ведьма?
Спросил и тут же засмущался. Уж больно впечатлило меня совпадение про умершую дочь. Сразу же и остальной рассказ Маринки стал ужасно настоящим.
– Нет, сынок, что ты. Ну какая ведьма, ведьм вообще не бывает, – усмехнулась мама, – просто это была необычная больница. Туда отправляют тех, кто… ну, кто сошел с ума. Сильно. Кто может навредить себе или другим людям, сам того не понимая. Ее там, конечно, вылечили, но ты все равно будь аккуратнее.
Больше я расспрашивать не стал. Объяснения мамы мне тогда казались не менее загадочными и пугающими, чем Маринкина версия.
***
А позже стало не до Маринки и не до сказок. Я считал себя слишком взрослым для таких глупостей. С новыми дворовыми друзьями я нашел себе другие развлечения. А поездки к Маринке-малинке ребята стали называть «визитами к невесте», и это почему-то было обидно и неприятно слышать.
Так что на несколько лет наша связь почти оборвалась. Мы созванивались время от времени, формально спрашивали, как дела, рассказывали друг другу какие-то незначительные новости. Но не встречались.
Только когда я поступил в институт и отучился там пару лет, понял, что зря избегал общения с Маринкой так долго. И как, в общем-то, это было глупо.
Благо, Маринка так же, как и я, никуда не переехала и осталась учиться в том же городе.
Позвонил, назначил встречу в центре.
Маринка за прошедшие годы сильно изменилась, как и я, наверное. Но я все равно узнал ее с первого же взгляда. Гуляли по парку, вспоминали детство, наш двор. Я спросил:
– Помнишь, играли с тобой в «Почемучку»? Мне ужасно нравилась та игра.
Маринка засмеялась:
– Конечно, помню, – и тут же спросила меня, – Вот тот мужик, почему он такой грустный идет?
Я поискал глазами мужчину, на которого указала Маринка. Тот был очень неприметным, весь в оттенках серого, и лицо у него такое же серое, неприметное. Сгорбился, идет, ногами шаркает, как старик, хотя лицо молодое.
– Он, – говорю, – уволен с работы, которая ему нравилась. Десять лет жизни отдал своей конторе. Видишь, в костюме идет. В этом костюме десять лет и отработал честно. А его уволили. Теперь не знает, что делать. В наше время такие серые люди работодателям не нужны.