– Увы, но я сам не знаю.
– Знаешь-знаешь, – прищуривается Ульяна. – Мы чуем, когда обманывают.
– Почему же тогда Владимир не почуял мою правду. – Говорю про себя
– Он почуял, что ты верил в свои слова, истиной от этого они не стали. – Говорит Григорий.
Мы смотрим друг другу в глаза, и в этот раз на дол мгновения замечаю искорку печали прикрытую за маской рассудительной строгости.
– Благодарю тебя. Боги знают, чем всё закончилось, если бы ты не вмешался.
Григорий кивает головой:
– Благодарность принимаю, но не думай что ты чем либо мне обязан. Это было моё право и моя возможность, я ею воспользовался.
Мы замолкаем и направляем взгляды на остальных. У всех прямо таки читается любопытство на лицах.
– Что, где и когда произошло? – Спрашивает Ульяна.
– Что произошло не так важно, главное, Олег теперь принят в мой род и нашу семью.
– И ты согласился? Нет не так. Как ему удалось тебя уговорить?
– Там и уговоров не было. – Говорю я. – Я просто был принят в род, на этом всё.
– Ты примешь кровь волка?
– Нет! – отвечаем мы с Григорием одновременно.
– Я не нуждаюсь в подобном.
Снова молчание.
– Вы родственники? – обращаюсь ко всем.
– Нет. Не все и не так как это бывает у людей. – Отвечает Ульяна. – Я, к примеру, являюсь чистокровной волколачкой, от союза человека и оборотня, что приняла дар от Милеслава, сына Григория.
– В каком-то смысле, Ульяна является моей внучкой.
– А где же сам Милеслав?
– Во Сварге. – Отвечает он с болью в голосе.
– Как и моя матушка, как и у каждого из нас, Григорий. – С лаской и утешением говорит Ульяна. – Ты не один и никогда не будешь один.
На безразличном и хмуром лице Григория проступает слабая благодарственная улыбка, он бережно обхватывает протянутую к нему руку Ульяны и говорит:
– Благодарю тебя, сгладила душу старику.
С этими словами в воздухе завитал необычный дух. Сергей, Виктория, Вадим, Ульяна прямо таки сочатся едва ощутимыми, как пламя костра, лишь греющим, но обжигающим чувством единения. Невольно и я попадаю под это тепло. Хотя, невольно ли? В конце концов оно позволяет мне ненадолго забыть о той боли, что грызёт меня кажется вторую или уже третью ночь.
Плохо. Нельзя забывать о боли, нельзя забывать о Надежде. Только она только её спасение важно. Рана должна болеть, должна напоминать и подстёгивать, без неё я впаду в замешательство. Говори, говори всё что угодно, но прекрати этот ток.