Чьи взоры властвуют тобой;
Пушкин выторговал у судьбы и жизни одну привилегию – привилегия Феникса, возрождения и обновления – в доблести, в таланте, в победах, во всем, ибо новизна всегда возбуждает восхищение и желание: «…показывайся, как солнце, всякий раз в новом блеске» (библ.)
Как Гарун – ал -Рашид из сказочной «Тысячи и одной ночи» – снимал позолоченный кафтан и одевал платье простолюдина, и как французский суверен Франциск I – не брезговал привечать каликов, подавать милость нищим и ночевать в простой хижине, и как герой Бомарше – не заискивал перед сильными мира сего и не принимал от них подачек. И все это отражает в своих стихах, обвитых многомерными страстями.
Душой Мефистофеля – острый, дерзкий, горячий, испепеляющий, умещающий в себе и ад, и рай, и само небо, и всю землю, весь род людей и весь мир… поднимающий без робости и содрогания пестрый покров познания, чтобы увидеть его глубинный смысл – тайну египетской богини Изиды.
Позволю авторский рефрен к данному надвременному персонажу:
– Сказано – сделано, таков мой девиз – (Мефистофель)
– Вы меня извините, род человеческий, за такую щепетильность, но я привык считать время на столетия. Меньший вариант времени мне не выгоден. – (Мефистофель).
Пушкин – живое и видимое воплощение доктора Фауста – дерзновенный, могучий ум, который поставил перед собой цели, «чтоб равным стать отныне божеству» —
«Тогда бы мог воскликнуть я: «Мгновенье!
О как прекрасно ты, повремени!» —
В. Гете (по легенде, подаривший Пушкину перо, которым было написано «Фауст»).
Позволю откровение Пушкина в своей интерпретации: «Все дело обстоит с идеалом, а он вечен, пока живет человек. И вечно будет стремится он к своему идеалу, к познанию себя и мира, побеждая душевные скорби и муки, побеждая раздираемые его сомнения. И будут говорит про него: «В нем живет дух Фауста! Дух Пушкина! Всепобеждающий дух познания! «О, верь словам моим. Властью высшей облечено отныне мое слово!».
Греческий мифологический Аид – обладатель волшебного шлема, делающего его невидимым, но осязаемо присутствующим в мыслях, эмоциях и настроениях.
Как- то само по себе поэтическое слово, сакральный голос Пушкина, звучащие с тех незримых рубежей, становятся частью человека, частью его сознания, частью его совести, частью счастливой и достойной жизни, не допускающей превращения личности в посредственность, ординарность, в экзистенционально трагическую фигуру, несущую в себе образ жалкого кондотьера и коллаборациониста: «Велик на малые дела»: