Вот и всё. Они боялись даже говорить
о побеге. Даже о чужом. Камеры? Прослушка? Я не знал. И спрашивать
было бесполезно.
Алкоголь не успокаивал. Отдыхать было
просто невозможно. Тело болело, сил не было, но сердце до сих пор
стучало так, будто хотело пробить грудную клетку насквозь и
вырваться наружу. Я сегодня выжил и никого не убил, но чувствовал,
что я уже никогда не буду прежним. Даже душ не помог расслабиться,
и не только потому, что душевая кабинка отделяла меня от других
голых мужиков лишь двумя стенками. То, что происходило со мной,
водой не смоешь. И вот я, выжатый без остатка, гулял по двору.
Эта часть тюрьмы должна была
создавать иллюзию свободы. Обширная территория была усыпана
тренажёрами, игровыми площадками и лавочками. Казалось, что попал в
какой-то очень крутой парк. Всюду было настолько зелено, что даже
настроение повышалось. Я глубоко вдохнул свежий воздух. Там, чуть
поодаль, раскинулся милый садик, сквозь листву которого
проглядывала бетонная стена с колючей проволокой. Вольер с
имитацией естественной среды обитания.
На первый взгляд, это всё не очень-то
стыковалось с моими прошлыми умозаключениями о местном отношении к
зэкам. Но стоило немного проанализировать ситуацию, и картинка
складывалась. Человека нельзя лишать всего, надо оставить ему хотя
бы малость. Орава агрессивных бандитов и воинов, которых заставляют
жестоко убивать друг друга на потеху толпе, должна получать минуты
умиротворения.
Людей здесь было много. Кто-то
усердно тренировался, кто-то играл в местные замысловатые
спортивные игры, а кто-то безмятежно отдыхал на лавочках. Весь
вопрос в том, насколько ты самоуверен. Или насколько устал от такой
жизни.
И всё-таки, как ни пытайся, правду не
скроешь. Весь этот центр здорового образа жизни пах кровью и
смертью. Заповедник самоубийц. В моих ушах ещё звенело от криков
римских зрителей-садистов и ударов мечей о щиты, и меня было не
обмануть.
Невидимые кандалы тянули к земле. И
это были не только кандалы моей реальной несвободы, но и кандалы
всех негативных эмоций на свете, которые сжались внутри меня в
сингулярность, в одну бесконечно малую точку, и своей гравитацией
притянули к себе все мои прежние надежды. И там, за горизонтом
событий, не видно ничего, кроме беспросветной тьмы.
Да, я гуманитарий, и что? Люблю
научно-популярные телеканалы.