А может и вправду махнуть к Острожевскому тупику, поединок
посмотреть? Время раннее, идти недалече, хоть какое-то разнообразие
в жизни. Конечно, сошлись по обыкновению студенты меж собой,
покричат, пошумят, шпагами помашут, ранятся немного, да домой
разойдутся. И то забава.
Прошел три улицы, ножищами толстыми мостовую меряя. Камень
разгорячился за день, мимолетно ступать на него приятно, даже
щекотно, а вот подолгу не задержишься, обожжешься. Слава Богу, в
Острожевском тупике хоть и светло, но все же прохладнее. С трех
сторон окружен он высокими, в три этажа, домами, с четвертой, что
на Верхноколоменскую выходит, солнце лишь под вечер, как сейчас,
зыркает.
Осмотрел Мих, ох, Божья Матерь-Заступница, люду-то разного сюда
набилось, как ворья на ярмарку: рабочих десятков несколько,
крестьян, что в город приехало, ребятишек прорва, шмыгают туда
сюда, купцов восемь человек, пришли, не побрезговали, стоят
особливой кучкой, служивых тоже набилось. Но самое главное, у самих
зачинщиков трое высокородных, таких по лицу и взгляду отличить
нетрудно.
– Плошка, хоть сюды, – увидел знакомую чумазую физиономию
орчук.
– Чего тебе, Мих? – Хоть бока руками подпер, но все же подошел
малец.
Махонький совсем, осмолеток, Гришки-пропойцы сынок четвертый.
Всю жизнь орчук удивлялся таким людям – живут, чем Бог на день им
подаст, а семьи большие. Дети в рванье, вечно голодные, однако из
большинства люди настоящие вырастают. Если выживут, конечно.
Отломил половину от оставшегося второго калача и протянул
мальцу. Тот не погнушался черствого хлеба, откусил.
– Плошка, а чего тама намечается?
– Нешто не видишь, поединок.
– Оно и козе понятно, что не масленичные гуляния. Ты мне скажи,
людей отчего так много? Да высокородные как сюда прибились?
– Так биться будут высокородные оба, вот у них энти, как их
самое, сенкунданты, вот.
– Нечто? – Удивился орчук.
– И это, ты место получше займи. Сейчас народу еще боле набежит.
Поединок непростой, до Поглощения.
– Быть не может.
– Вот те и не может. Мих, побег я, а? – Умоляюще посмотрел
Плошка, гадая промеж себя, сполна он рассказал за кусок калача или
нет.
– Ну беги, – махнул ему орчук.
А сам начал продвигаться вперед, орудуя здоровенными руками.
Зеваки недовольно оборачивались, некоторые даже словом бранным
задевали, но заметив круглое недоброе лицо (а Мих даже в самом
благодушном расположении выглядел устрашающе, орчья кровь она и
есть орчья кровь), отступали в сторону. Так и вышел к первым рядам.
А тут уж и рассмотреть дуэлянтов можно было.