Пустой доселе зал стал наполняться жителями вулкана. Через порог
переходили самые разномастные создания. Здесь были и кротолюди, и
низкорослики, обычные люди и пара человек с огненными глазами. Зал
не наполнился даже на треть.
«Илоя, это всё гауты?» -мысленно спросил он, смотря на
собравшихся.
«Так и есть, хозяин. Все создания, что живут у подножия вулкана
зовут себя гауты, по классовой принадлежности данная локация не
распределена».
«Сколько присутствующих?»
«32».
Лациф кивнул. Все это время он думал о том, что же сказать тем,
кто остался на вулкане. Что он вообще будет делать и что, как
король, он должен делать. Он знал истории многих правителей и ни
одна из них его особо не радовала. Положительных фактов и
счастливых концов слишком мало для огромного временного отрезка
длинной в целую эпоху. Чем грозит этим бедным остаткам народа гаута
то, что на троне человек с другой стороны, совершенно не
приспособленный к их миру? Стоило отказаться от этого титула сразу.
Вряд ли он сможет дать этим созданиям лучшую жизнь. Может передать
власть более достойному и уйти пока не поздно? Но он пообещал
Томасу.
Генри медленно выдохнул, собрался с духом и громко произнес:
- Рад приветствовать всех вас! Мое имя Лациф! Этот трон по праву
сильнейшего отныне принадлежит мне! Преклоните голову те, кто
признает во мне своего короля!
Все рухнули на пол. Согнув спины, они встали на колени,
уткнувшись лбами в каменные цветные плиты: «Да здравствует король!»
- громыхнули их голоса.
Такого Лациф не ожидал. Он оцепенел на месте, глядя на всех
преклоненных пред ним созданий. Он ждал криков, возмущений,
протестов, нападения. Да чего угодно, но только не единогласного
принятия. Гомокул взглянул на Томаса и Мирайю, что, стоя впереди
остальных, тоже склонились в поклоне. «Ну раз так».
- Встаньте! Отныне и до самого моего конца я буду сражаться за
вас! Ваш король ни оставит свой народ ни сегодня, ни завтра,
никогда!
И они, поднявшись с колен, снова закричали: «Да здравствует
король!»
Лациф чувствовал как кровь закипает в венах. Адреналин забурлил
и потребовал выхода, тело резко дернуло. Клыки и когти
непроизвольно вырвались наружу. Он распахнул свои руки, и его
костюм вспыхнул алым пламенем, а огонь, что до этого момента
казался лишь картинами на витражах загорелся истинным жаром. Чаши с
воском зажглись, и полумрак тронного зала рассеялся.