За пропастью во ржи - страница 3

Шрифт
Интервал


 – и никогда при этом не промахивались.

Прадед Сонни, Хаим Иосиф Залингер, перебрался из Сударгов в место пооживленнее – в городок Тауроген[3] – и взял там себе жену из хорошей еврейской семьи. Дж. Д. Сэлинджер обессмертил прадеда в образе клоуна Зозо, всегда почитал его как основателя рода и постоянно ощущал его загробное покровительство. Хаим Иосиф никогда не покидал пределов России и умер за девять лет до рождения правнука. Сэлинджеру он был знаком только по фотографии: на ней запечатлен преисполненный благородства пожилой крестьянин в длинном черном лапсердаке, с пышной седой бородой и громадным носом – в раннем детстве, признавался Сэлинджер, он этого носа побаивался.

В 1881 году дед Сонни, Шимон Залингер, отправился на поиски лучшей доли в Америку. Там он стал зваться Саймоном Ф. Сэлинджером и вскоре по прибытии женился на Фанни Копланд, как и он сам приехавшей в Штаты из Литвы. После свадьбы, сыгранной в городе Уилкс-Барре, штат Пенсильвания, молодые перебрались в Огайо и поселились в одном из многочисленных иммигрантских районов Кливленда. Шестнадцатого марта 1887 года у них родился отец Сонни, Соломон, второй из пяти выживших детей[4].

В 1893 году Сэлинджеры уже жили в Луисвиле, штат Кентукки, где Саймон обучался в медицинском колледже. Средства на учебу он зарабатывал в должности раввина, которую ему помогло занять приобретенное на родине религиозное образование. Получив диплом, Саймон оставил кафедру в синагоге и обосновался неподалеку от больницы округа Кук в центре Чикаго, где открыл частную врачебную практику. Сонни хорошо знал деда, читателям «Над пропастью во ржи» он тоже знаком. Саймон стал прообразом дедушки Холдена Колфилда, симпатичного старика, который смущал внука тем, что во время поездки на автобусе вслух читал вывески. Саймон Сэлинджер умер в 1960 году, совсем немного не дожив до ста лет.


В самом начале «Над пропастью во ржи» Холден Колфилд говорит, что не станет рассказывать о том, что делали его родители до его рождения, – «словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть»[5]. «У моих предков, – поясняет Холден, – наверно, случилось бы по два инфаркта на брата, если б я стал болтать про их личные дела». Нежелание разглашать личное явно досталось родителям Холдена в наследство от матери и отца самого Сэлинджера. Соломон и Мириам редко вслух вспоминали о своем прошлом, тем более в присутствии детей. Дорис и Сонни впитали этот царивший в семье дух закрытости и тоже всегда всеми силами старались оградить себя от постороннего внимания.