– Айрин! – крикнул Филипп, девушка попыталась сделать вид, что обращаются не к ней.
Лошади, привязанные у крыльца, объели серебристый кустарник, причем, если судить по сохранившейся стороне, нежно любимый смотрящим и аккуратно им подстриженный.
– Поехали отсюда быстрее!
Айрин влезла на Пеструшку и тихонько тронула ее пятками.
Лошадка была славная, хоть имела дурную привычку с малейшего резкого движения уходить в галоп. Пеструшка переступила с ноги на ногу, лениво дернула задом и осталась стоять на месте. Пришлось девушке ударить ее сильнее и подбодрить ее руганью.
– Поганка ты гречневая, отвлекись, давай, от своего кустика! – прикрикнула Айрин. «Давай» понравилось лошади больше всего, и Пеструшка пошла рысью. Девушка, неготовая к столь прыткому началу, неловко взмахнула рукой, которой пыталась подтянуть сползший стременной ремень. – Стой, зараза, кому говорят!
Удовольствовавшись представлением, лошадь успокоилась и перешла на шаг. Седло перекосило. Айрин, чертыхаясь, скатилась с лошади, поправила седло, затянула подпругу, для чего пришлось пнуть надувшуюся мерзавку. После пинка Пеструшка обрела осиную талию и дала затянуть пряжки.
– Это наказание, – догнал ее Филипп. – Под стать тебе лошадка: тебе тоже одно говоришь, а ты другое слышишь.
– Ты мне вообще ничего не говоришь, только ворчишь как старая бабка. Раньше ты так себя не вел.
– Раньше тебя за ухо оттаскать можно было или папе с мамой наябедничать, сестренка.
– Что теперь мешает? Почетный пост?
– Тебе он не светит, не переживай, – мрачно ответствовал ей брат.
Айрин тоскливо оглядела сельскую улочку, где в пыли играли дети. Детям не объяснишь, что играть в пыли или грязи нельзя, им хочется, и они играют.
– Зато я могу помочь тебе с мором! – обрадованно сообщила девица.
– Если наша помощь вообще потребуется. Может статься, нам поручат исключительно сжигать туши. – Филипп повернул голову в ее сторону и спросил: – Ты не хочешь в Милрадицы, верно?
– Я не хочу быть знахаркой.
– Выбери что-то другое, тебе же никто не навязывает!
– Так… давай подумаем, – хмыкнула Айрин. – На стратегию и тактику девушек не принимают, с алхимии меня исключат после того, как я разобью жутко важную склянку и взорву эту школу к бесам, лесная наука набирает пять человек, и, по странному стечению обстоятельств, они тоже все мужского роду… Что я забыла?