Такие повторы всегда приятны – их потом, смежив веки, можно просматривать в памяти сутками, неделями и месяцами, многократно прокручивать в грёзах туда-сюда-обратно и наслаждаться мыслью: «О, Боже, как приятно!».
Авторитет августа после разгрома карпов и то ли готов, то ли квадов, то ли обоих племён вкупе с теми, кто к ним примкнул, вырастает до самого Олимпа. Да что там до какой-то эллинской кочки на ровном месте – до небес! До облаков и выше! До Марса! До Юпитера! До самых дальних звёзд!
Такие победобесные события должны быть отмечены не просто банальными триумфами и парадами, а Секулярными играми… в честь тысячелетия Рима. И Филипп даёт отмашку на подготовку к следующему 248 году – именно на него выпадает величайшая дата. Тот день, когда царём Ромулом была основана столица мира.
Август Филипп и царь Ромул – это сила! Впрочем, их заслуги несопоставимы, ибо первый разгромил северных варваров, а второй всего лишь заложил камень в фундамент города, который до неимоверных размеров вырос вовсе без его участия.
«Если в мире суеты
На дороге всех утех
Ты веселья не найдёшь,
Радость ждёт тебя одна:
Уронить слезу спьяна!..»
Отомо Табито
Император спит и грезит.
…Переломный для правящей династии 248 год нашей эры не только грядёт, но и наступает. Его первое утро, не успев начаться, минует и превращается в ночь, а месяц, другой, третий начинают отщёлкивать и лузгаться, словно семечки из солнечного подсолнухового диска.
Снова и снова приятно почивать на лаврах, повторяться в рефлексиях и думать, что теперь ни один мальчик про голого короля даже помыслить не отважится, не то что вслух шёпотом заикнуться, не говоря уж о том, чтобы громко завякать. Зато другой мальчик, Филипп-младший может, наконец-то, продвинуться вперёд и… наверх. Из тени в свет перелетая.
Императору снится, как он стоит в «президиуме» курии Юлия и объявляет сенату о заслуженном передвижении родной кровинушки, порождённой его семенем, на ступеньку вверх. В спящем сознании владыки Рима чётко и звучно (с многократным, как в горах, эхом) чеканится его собственная августейшая пламенная речь, которая, однажды впечатавшись в коллективный мозг и разум элиты, останется в веках:
– Мой сын показал себя на все сто! И даже на сто сорок шесть процентов1! Совсем чуть-чуть до ста сорока семи… эээ… до тысячи не дотянул! Парень, несмотря на свои малые лет