– На черта ты его прикормил! Ирода! – продолжала разнос тетя Дуня, расходясь в своем гневе не на шутку. – Вона ж тильки и треба жрать и жрать! Да курей давить! Геть его со двора, чтобы мои очи его больше не бачили! – от волнения она перешла на смесь русского и родного украинского языка.
– У-у! Идол тебя поднял! – поддержал он супругу, направляясь к собаке с очередным поленом в руках, загоняя ее в будку.
– Что там за разборки?! – Борис в три прыжка спустился с откоса дороги к воротам дома. – Мать! Ты чего тут разгон устроила?! – Он подошел к матери, так и стоявшей на крыльце. – Что случилось?!
– Вона! Подывысь, сынок! Вона моя хохлатка задавлена! – тетя Дуся показала в сторону задавленной курицы и затем махнула с отчаянием. – Куды хотите девайте эту зверюгу! Чтобы я его больше не видела!
– Иван! – обратилась она вновь к супругу. – Голову-то хохлатке отруби, что ли! Ее ж щипать да потрошить надо! Не выбрасывать же! Ой, лишенько мое! Ой, лишенько!
– На кой ляд ее рубить-то! – сообразил дядя Ваня. – Она и так уже того! Мертвее не бывает!
Он поднял курицу за голову и пошел к дому, волоча куриную тушку лапками по земле.
Во двор зашел Вовка, за ним братья Черкизовы. Вся бригада пацанов остановилась под козырьком калитки, заглядывая во двор.
– О-о! Батя курицу задавил! – пошутил Вовка, уже сообразивший, в чем дело.
– Шутишь все! Я тебе пошуткую! Ишь! Моду взял с отцом шутковать! – рассердился заведенный еще раньше руганью супруги отец.
Дядя Ваня плюнул в сердцах на землю, прошел со своей ношей мимо ребят и поднялся на крыльцо.
Вовка подошел к собачьей будке и присел на корточки, заглядывая в темноту собачьего убежища, пытаясь разглядеть собаку, оглядывая территорию вокруг будки, местами усеянную куриным пухом и перьями.
– Бать! Че делать-то будем?! – спросил более практичный Борис, поднимая с земли брошенное отцом полено.
– Дак куды ж его, мать его ети, теперь девать? – с крыльца вопросом на вопрос ответил отец, имея в виду несчастного пса. – Мать! На поленнице твоя хохлатка! – крикнул он вслед уже зашедшей в дом супруге. – Сегодня ж надо ее ощипать! – добавил он в открытые двери дома и, повернувшись к сыновьям, сказал в сердцах: – Было б ружье, ребята, отвел бы поганца в лес и пристрелил бы! Ей-богу, пристрелил бы!