Новобранцы, как остриженные, так и
нет, расположились около широкой стены. Кто-то переговаривался
между собой, кто-то молчал, думая о своём. И сколько Стив украдкой
не вглядывался в их лица, он не мог разглядеть там тени страха или
отчаянья. У них не было того чувства вины и безысходности, которое
начинало поглощать его, стоило только закрыть глаза и хоть на
секунду утрать контроль над ходом своих мыслей.
Стараясь не поддаваться вновь
нахлынувшим эмоциям, Стив судорожно скользнул взглядом по полу,
пока не упёрся в толстое сплетение проводов, наспех прокинутых
прямо по пыльному полу. Обрадовавшись этой новой, ранее
незамеченной детали, он проследил, куда именно убегает этот
разноцветный жгут. Немного приподняв голову, он увидел двоих
военных стоявших рядом с покосившимся столом, заляпанным брызгами
засохшей краски.
Один из них, плотно сбитый мужчина
небольшого роста, с лысой головой и идеальной выправкой, был здесь
главным. Майор Джонсон. Перед ним стоял его собеседник, высокий и
худой боец, с коротко остриженными волосами. С седых висков стекали
струйки пота – неизбежное зло длительного нахождения под
беспощадным полуденным солнцем. Мокрая кепи была аккуратно сложена
и заправлена под язычок одного из карманов разгрузки. От вида
второго Фостер невольно всхлипнул, но благо этого никто не услышал.
Ведь это был именно тот человек, которому он был обязан своей
жизнью.
В отличие от майора, его спаситель
был облачён в полное боевое снаряжение. Винтовка М-4 с
отсоединенным магазином висела на животе поверх раздутого
разгрузочного жилета. Было видно, что солдат старательно поправлял
и очищал форму, перед тем как подняться к командиру. Но, не смотря
на все его старания, мерзкая пустынная пыль и городская грязь так и
осталась на форме, лишь ещё сильнее размазывая серый пиксельный
узор. Звали этого человека – лейтенант Глен Марш. Именно его отряд
и спас Стива, за считанные секунды перестреляв всех тех
ублюдков…
Фостер вновь почувствовал, как слёзы
начинают накатываться на его глаза. Стив сильнее напряг слух, чтобы
суметь отделить от царящего шума и жужжания машинки то, о чём
говорили военные. Потому что у него всё равно не было другого
выбора, кроме как снова начать смотреть на свои грязные кроссовки,
на которые он и так уже насмотрелся.