Ричбич - страница 22

Шрифт
Интервал


Сигнал – укол. Сигнал – укол. Ноющая боль пронзает до кости. Слезинки прозрачными зернами упали с моих ресниц. Смотрю на отца, стою, не двигаясь.

Он разворачивается к судьям.

«Анна Купер снимается с соревнований. Техническую победу одержала…»

– Я с тобой позже поговорю, – отец стоит уже возле меня. Лицо у него красное.

– Я ухожу из спорта, – впихиваю ему в руки шпагу, шлем. Чувствую, что вместе с ними оставляю в руках отца непосильный груз – такой, что ноги как будто оторвались от пола, и спина стала прямее.

Меня дома ждет девочка-фейерверк.


***

Новый замок еще не разработался. Ключ туго входит. Сейчас расскажу ей, что учудила. Она-то меня поймет.

– Эй, Полторашка! – вваливаюсь в квартиру.

Полторашка… Ехала домой и думала, что прозвище «Полторашка» очень четко описывает маленький рост моей подруги и ее способность в один присест выпивать полтора литра пива.

Мне не терпелось ее обрадовать своей филологической находкой. Но дома оказалось темно. Никого. И ванная пуста.

Полторашка должна была уже два раза смотаться за вещами и вернуться.

Оседаю по стене, теребя блестящий ключ. У меня ведь и телефона ее нет. Может, ее подружки уговорили, и она передумала? Кто я для нее? Так, случайное пьяное знакомство в баре.

Не бывает долго и хорошо. Бывает долго и херово – это вероятнее всего.

В замочную скважину кто-то пытается вставить ключ. Вставляет – достает. Вставляет с усилием, со скрежетом вынимает.

– Да, кто там?! – кричу. – Открыто.

В дверь вваливается Полторашка.

– Ну и что это за ерунда? Замки, Аньк, для того, чтобы ими запирались, – надо мной склоняется хохочущая детская мордашка. – Эй, ты чего без настроения?

Я встаю и крепко прижимаю к себе гнома в розовой ветровке.

– Кажется, меня сегодня трахнула реальность.

– Шеллак мне на ноготочки! Ты хоть предохранялась? – она чихает, не останавливаясь. Ей нравятся ее же пошленькие шуточки, все розовое и я.

– Ты же поняла, что я не по тыковкам? – сообщает она, не разжимая объятий. И опять чихает, смеясь над своим контекстом.

Я плачу и киваю.

– Ух, ты! Что это у тебя? Татуля? – отстранившись, смотрит на меня Полторашка.

Я опять киваю:

– Решила сделать себе памятный подарок.

– Мне нравится, – она внимательно присматривается к раздраженной иглой коже на скуле, где тонким шрифтом красуется «baby girl».

– Правда? – уточняю я.