Вёл себя Яковлев настолько уверенно и нахально, что я сразу понял: за этим человеком «стоят»! И стоят массированно и массивно! Ладно, пресловутый Раскольников написал своё «открытое письмо Сталину»… из Парижа! Невозвращенец – он и есть невозвращенец! Но этот тип говорил то же самое здесь, в Москве! И не только «то же самое» – но и многое «сверх того»! Да и Раскольников нападал, как коммунист – а этот как безусловный перевёртыш!..
Хотя – перевёртыш ли?!.. Мне почему-то… хотя вряд ли почему-то вспомнилась книжка воспоминаний Хрущёва, изданная в Нью-Йорке в семьдесят первом. Кажется, она так и называлась: «Хрущёв вспоминает». Никита Сергеевич там рассказывал о том, как на заседании Правительства двадцать шестого июня пятьдесят третьего он поправил Молотова, назвавшего Берию перевёртышем: «Перевёртыш – это тот, кто был коммунистом, а Берия никогда им не был!». Неспроста вспомнилось мне это определение, когда я разговаривал я Яковлевым. Несмотря на то, что этот человек был на фронте (не знаю, как он, там, воевал – но был), ничего советского, ничего коммунистического в нём я не смог бы обнаружить и под микроскопом! Получалось, что всю жизнь этот тип «искусно маскировался под порядочного человека», как сказала бы героиня одной кинокомедии!»
Полковник усмехнулся – и уважительно покачал головой: Дроздов пересказывал Крючкова настолько живо и достоверно, что нельзя было не отдать должное обоим.
«После ухода Яковлева я не мог уже относится к его персоне индифферентно – ну, или хотя бы так, как относился раньше: „дипломат, оторвавшийся от жизни в Союзе, зажравшийся, подпавший под влияние“ – и всё такое. И я вызвал своего заместителя Дроздова – человека порядочного, настоящего профессионала».
– Вон, «откуда дровишки»! – хмыкнул Полковник. – Значит, я не ошибся. Да и относительно характеристики Дроздова наши с Крючковым мнения совпадают.
«Дроздову можно было доверить самые деликатные секреты – и я доверил ему сбор информации по Яковлеву. Ну, как доверил: сказал, что надо усилить наблюдение за нашим посольством в Оттаве. Я не стал называть ему фамилии Яковлева…».
– «Доверил», называется! – ухмыльнулся Полковник.
– «… Не стал я и „раскрывать источники“: всего лишь сослался „на некоторые сведения, по которым…“ – ну, и так далее. Не знаю, догадался ли Дроздов – но никаких вопросов он мне не задал, а через некоторое время он положил мне на стол целое досье… на Яковлева».