Но с тех пор Марина постоянно ловила на себе ощупывающие взгляды Луи. В них не было обычной мужской похоти, – парижанин разглядывал ее внимательно, хладнокровно, и это смущало и пугало Марину.
– Все-то вам, девки, не так! – возмутилась заместитель шефа Римма Федоровна, услышав жалобу Марины. – Не смотрит – обидно, смотрит – плохо! Это же воспитанный мужчина, не то, что наши обормоты! Как он должен смотреть на тебя?
– Не скажите, – поддержала Марину Лидочка, – я тоже удивилась, когда поймала его странный взгляд!
– На себе? – насмешливо осведомилась Римма Федоровна.
– Почему – на себе? На Марине, – ничуть не смутилась Лидочка. – Он смотрит на нее как-то… Неестественно, что ли…
– Цинично, – буркнул бородатый художник Семен, – будто козу на базаре покупает
– А, может, он жениться на Мариночке хочет, – подняла бровь Римма Федоровна. – И выбирает жену основательно, как это принято во Франции… А взгляды у всех мужиков одинаковые.
Никто не знал, как выбирают жен во Франции, но Марина отметила: Семен попал в точку! Значит, ей не показалось, что Луи оценивает каждую часть ее тела, – даже в рот заглянул… Словно она кобыла какая-то…
Марина провела помадой по губам. Надо бы что-нибудь поярче… После пятичасового сна она выглядела неплохо, но эта бледность… Ночные гулянки в ее возрасте бесследно не проходят.
…В зеркале танцевали листья под незнакомую мелодию. «Флейта», – поняла Марина, рассматривая анфиладу комнат, разделенных прозрачными стенами. Сквозь них проступали силуэты, которые становились все четче…
Одна фигура показалась знакомой. Красавица в алом платье закрыла веером губы и умоляла взглядом: спаси!..
Шагнула вглубь, словно пытаясь скрыться…
Марина вскрикнула.
По зеркалу пробежала дрожь, портрет вытянулся, уменьшился и будто покрылся пленкой…
Марина могла поклясться: мгновение назад на полотне была изображена она – Марина…
– Что за…
Обернулась. Портрет как портрет. Старинный. В тяжелой раме.
Брюнетка с веером совсем не похожа на нее. Зеленые глаза, атласное платье, жемчуг на смуглой шее…
– Привидится же такое…
Марина была реалисткой, галлюцинациями не страдала, в барабашек не верила. Правда, в последнее время все дольше сидела у зеркала: ее завораживала бездонная глубина в овальной оправе… Чем пристальнее Марина вглядывалась в нее, тем больше предметов различала. А иногда там разыгрывались сцены, как в театре. И некоторые казались ей знакомыми, хотя ничего подобного раньше видеть не доводилось.