– Да здравствует император! Идущие на смерть приветствуют тебя! – возгласил эдитор, когда Саломея и Мариам поравнялись с императорской ложей.
– Вон видишь, дитя мое, Божие оконце? – показывала Саломея на солнце. – Оттуда теперь смотрят на нас добрый Иисус, Сын Божий, и твой покойный отец. Видишь, дитя моё, у нас злые римляне отняли наш Иерусалим, сожгли его, а у доброго Иисуса есть Небесный Иерусалим и Он зовёт нас к Себе.
Послышались раскаты грома. Все вздрогнули. Вздрогнули и Саломея с Мариам и побледнели. Это было рыканье льва.
– Слышишь, дитя, это добрая большая кошка радуется, что сейчас понесёт нас на небо, к твоему отцу, в Небесный Иерусалим, – говорила Саломея, указывая на выскочившее из своей тёмной железной клетки с косматою гривой чудовище.
Страшный узник действительно радовался, увидев свет, солнце, свободу. Долго просидев в мрачной тюрьме без возможности движения, потеряв всякую надежду видеть свет, небо, солнце, он теперь, – вырвавшись из своей могилы, просто обезумел от неожиданности. Он видел теперь такое же синее небо и такое же горячее солнце, которое он знал и любил в своей далёкой, знойной родной Нумидии. И ему показалось, что он уже у себя в Африке, среди пустынь и пальм. Скоро он увидит свою львицу, детёнышей. И, подняв могучую голову со страшной мордой прямо к солнцу, он посылал к нему столь громкие рыканья, такой приветственный гимн, что стены амфитеатра дрожали. Потом, налюбовавшись на солнце, он могучими прыжками гигантской кошки стал метаться по арене, чтобы насладиться свободою движений, прелестью свободного бега, упругостью стальных мускулов своих могучих ног.
Сделав ещё несколько гигантских прыжков, чудовище пустыни вдруг остановилось. Лев только теперь заметил на арене Саломею и Мариам и с удивлением уставился на них.
Весь амфитеатр с трепетом ждал, что будет дальше…
– Ах, зачем ты осудил ребёнка, – со старческой жалостью тихо проговорил Веспасиан.
– Легионы требовали её именно. она топтала твоего орла.
Лев между тем совершенно как кошка припал к земле и, не сводя удивлённых глаз с непонятного ему явления, бил метлой хвоста по арене, разметывая во все стороны песок…
– Иди, мое дитя, к ней, – побледневшими губами прошептала Саломея.
Девочка, смеясь, двинулась вперёд. Вот-вот бросится чудовище и растерзает ребёнка, – колотилось у всех в сердце.