– Enchnte, mademoiselle,[3] – говорит он заученную фразу, но лицо его выражает при этом такое откровенное отчаяние, что, как мне не горько на душе, хочется смеяться.
И я желая быть доброй, спасаю штатского со стеклышком в глазу и бриллиантовой булавкой.
– Милая Кити, – говорю я молодой баронессе, – у меня болит голова. Позвольте мне посидеть в вашем будуаре?
И, не дождавшись ее ответа, я извиняюсь перед моим кавалером, и выхожу из зала.
Не знаю, почудилось мне или нет, но из груди последнего, кажется вырвался вздох облегчения и понесся вдогонку за мною, как знак благодарности за доброе дело.
Будуар Кити полуосвещен. Маленький японский фонарик обливает мягким светом голубую комнатку, похожую на бонбоньерку, с трельяжами и козетками, всю утонувшую в коврах, картинах и гобеленах. Сюда смутно долетают отдаленные звуки музыки. На расстоянии поющая мелодия кажется милее и приятнее слуху. Голубоватый полумрак располагает к мечтательности. В подобные минуты я всегда вспоминаю моего отца.
Матери я не помню, она умерла, когда я была совсем крошкой.
Мой отец обожал мою мать и с ее смертью всю свою громадную любовь к ней перенес на меня.
Я помню его отлично. Он, как живой, стоит передо мною. Какое у него было всегда печальное лицо! Какие глаза, прекрасные и грустные в одно и то же время! Он был очень некрасив, мой бедный папа, но нимало не скорбел об этом.
– Мы дурны лицом с тобой, Тася, – часто говорил он мне, – так постараемся же быть добрыми!
Тут-то он и поселил в моем сердце эту великую любовь к меньшей братии. Он сам помогал ей, сам входил в нужды несчастных и, не состоя членом ни одного благотворительного учреждение, сделал столько добра людям, сколько все эти общества, вместе взятые, не могли бы сделать во все их долгое существование.
Отец был очень богат. Но с его смертью все огромное состояние пошло на бедных, кроме ста тысяч, оставленных мне, согласно завещание покойного.
У меня при одном воспоминании об отце навертываются слезы на глаза и сердце наполняется сладкой тоскою.
Милый, дорогой папа, если б ты был жив, у меня была бы цель жизни – беречь и лелеять твою старость! Теперь она бесцельна, моя жизнь! Я прозябаю среди холодного общества, и только помощь бедным доставляет мне некоторое удовлетворение и примиряет меня с моей тяжелой долей.