Ее комната была просторной высокой гостиной, где все располагало к приему гостей, но не на их долгий визит. Позади ее кресла с давним роскошеством возвышался дубовый резной посудный шкаф с большими стеклами в дверках, где хранились самые изысканные бабушкины и дедушкины сервизы, те, которые не только не стыдно поставить перед гостями, а это была величественная, почти царская посуда. Ее прародители были благородными людьми, хоть и простого незатейливого нрава. Они знали толк в вещах и не собирали все подряд, а хранили и использовали лишь то, что им казалось самым важным и необходимым.
Она жила на последнем этаже четырехэтажного англиканского здания прошлого века. Выше был только чердак. Агриппина сидела и смотрела через высокое окно на соседнее, тоже старинное, здание, красивое в своем величавом благородстве ушедших дней.
Величественно падал снег в мерцании уходящего воскресного дня. И ее задумчивый спокойный взгляд перемещался с одной снежинки на другую. Она чувствовала себе умиротворенно, будто сама была одной из этих пушистых частиц неба, бережно носимых ветром от небес до залитой желтой огнями земли, от одного волшебства к другому. Снег поменял направление и теперь падал ровными линиями на землю, и она вновь перевела взгляд на свою работу. Агриппина по привычке вязала. Сейчас в ее руках был наполовину связанный мужской свитер. Она вязала не ради денег, их запасы гарантировали ей безбедную жизнь до глубокой старости и мирного и красивого ее завершения. Поэтому вязание было не обязательным, и поэтому приятным занятием. Это был свитер для мужа близкой подруги. Ее друзья – молодая семейная пара, две пушистые снежинки, нашедшие друг друга в этом сумасшедшем вихре мира. Если бы можно было их связать, они были бы связаны из той же мягкой бежевой шерсти. Агриппина, а для этой семейной пары она была Полиной, никогда не спрашивала у них, какой цвет и фасон они хотели бы. Она сама видела своей внутренней мудрой бабушкой, как сделать одежду красивой, утонченной и с долей современности.
Агриппа никогда не завидовала их семейному счастью, ибо была настолько независима и умиротворена своим одиночеством, что вся ее жизнь была похожа на спокойный ручеек, впадавший в обширное кристальное прохладное озеро. Она была независима, но не выставляла это напоказ, хотя это ощущалось сразу при ее появлении на людях. Ее независимость не сковывала ни ее, ни окружающих, наоборот, она вносила непринужденность и плавное течение бесед. Такой была Агриппина – верной наследницей своей величественной бабушки.