Когда они садились за стол, легкий озноб уступал место разливающемуся по телу теплу. И тогда на их лицах проступали счастливые улыбки, и звучал беспричинный смех. Их теплые свитера с меланжевой вязью хранили тепло, а душа наполнялась запахами и звуками уютного пространства жизни. Агриппина чувствовала себя с ними настолько счастливой и беззаботной, что ей хотелось остаться там навсегда, посвятив себя хозяйственным заботам и мелким радостям жизни. Она любила каждый клочок земли, каждую пристройку и старую деревяшку. С заборов она бережно убирала засохшие с осени сорняки. Так радостно прошли почти три недели ее отдыха, и она уже собиралась домой. Родные ее уговаривали остаться, но она знала, что лучше уходить во время радостного возбуждения, чем на его спаде. Да и родным не хотелось мешать – им тоже нужно побыть самим. Все же и в деревне хочется уединиться со своей семьей и со своими мыслями. Укладывая вещи, она уже начинала тосковать по собственному миру, поэтому большого сожаления не испытывала, прощаясь с любимой местностью и дорогими ее сердцу людьми. В аэропорту она чувствовала себя уже той дамой, которая обрела границы и надела легкие доспехи.
Агриппина сидела в кафе, попивая венский кофе и заедая излюбленным пирожным. Она сидела у большого окна, растянувшегося от потолка и чуть ли не до пола. Это было одним из небольших наслаждений, когда время останавливалось, кофе оставался той же температуры, а его запах, пробираясь в тело, поселялся в нем и впитывался в сосуды. Она в это время что-то записывала, а точнее делала вид, что писала. На самом деле она грезила о чем-то или медитировала, определенно было сказать трудно, ибо мыслей в тот момент в сознании не было, а где-то глубоко внутри проводилась бурная и оживленная работа. Но этого никто никогда не узнает, в том числе и она. Но… если позволить себе как автору заглянуть на дно колодца ее души, мы бы увидели маленького человека, гномика, который ошалело стоял на одном месте, вдыхая запах кофе. Это тот гномик, который вечно копает угольную шахту, вынося на поверхность кучу золы, и бог знает, когда он закончит работу и выйдет на пенсию. Этот маленький человечек не давал Агриппине покоя. Иногда она садится за ужин, а он как начнет копать, и все копает и копает, и спасу с ним нет. Прикрикнешь на него – он вроде утихомирится, но через несколько мгновений продолжает свою смену пока все не выкопает. Бог с ним, пусть копает, если ему так нужно. Только этот уголь потом и расходовать надо. Агриппина и расходовала – вспышками раздражения.