Она доходит до дома на отшибе деревни и стучит в дверь. На пороге появляется мужчина. Он выходит на крыльцо и осматривается, нет ли кого поблизости. Пропускает женщину в дом.
– Ты что пришла? Беду хочешь на нас навесть? – спрашивает мужчина.
– Петька, ты ж детей моих крестил. С Егором воевал вместе. Ну, ничего не прошу, только ты ж милиционер, может, знаешь кого из этих воронов. Передай Егору пальто, ветер северный дует, холод какой. Егора-то в одной рубашке с коротким рукавом забрали. Христом Богом тебя прошу, родненький!
Аграфена падает на колени и заливается плачем.
– Ладно, ладно. Вставай, Груня. Что ты в ноги-то упала? – Пётр поднимает с колен женщину. – Я и сам переживаю за него. Есть у меня энкавэдэшник один. Попробую. Эх! Всегда говорил ему: «Язык твой выпорет жопу».
Пётр с досадой машет рукой, тяжело вздыхая. Он забирает узел и провожает женщину до двери.
Утром следующего дня Пётр встречает знакомого энкавэдэшника. Просит его передать тёплые вещи Егору. Мужчина соглашается. Он приходит на работу, развязывает узел и высоко поднимает пальто перед собой. Рассматривает. «Добрый пальтуган», – думает человек в форме. Примеряет. «Чуток бы поширше. Ну, ничего, пуговицы переставлю», – решает мужчина и торопливо прячет его в шкаф.
Перекосам жизни нет конца.
Чтобы выжить, не хватает пенсии.
Получила деньги за отца
Жертва политической репрессии.
Так гордись Отечеством своим!
Что же взгляд твой радостью не светится?
Помогают мёртвые живым,
Чтобы раньше времени…
Не встретиться!
Владимир Наджаров
В дороге
Товарный поезд с заключёнными держит путь на Север. Егор сидит, съёжившись от холода. Рубашка с коротким рукавом запачкана грязью. Состав снижает скорость и останавливается среди огромного пустыря. В щели врывается ветер. Он протяжно скулит, будто от боли, будто к помощи взывает. Но люди не слышат его, не понимают. От этого ветер приходит в ярость. Его дыхание становится всё холоднее и холоднее. Но Егор не злится на него, ведь не он холодит душу, не он заставляет стынуть кровь в жилах.
Поезд стоит недолго. Паровоз трогается, а вагоны, с грохотом сотрясаясь, следуют за ним.
Егор поднимает глаза. Только сейчас на потолке он замечает просвет между двух досок, через которые проглядываются чёрные клочья облаков. «Огурцы замёрзли», – думает Егор и пытается согреть руки между колен. Его бьёт дрожь, губы синие. Егор со всей силы сжимает челюсти, чтобы успокоить мерзкий стук зубов.