– Вы не с ним, вы со мной разговаривайте! – продолжила кричать гостья, хотя уже и заметно тише. Наверное, в этот момент она была похожа на наседку, защищающую собственным телом цыплёнка от злого ястреба, – у Алёшеньки губка зашита!
Я представил себе, как радуется Лёха, что меня нет, и что я не слышу эти «Алёшенька» и «губка».
– Алёша, вы ведь, наверное, в школе подрались? Вы ведь не одни были, и кто-то видел из-за чего всё случилось и как всё было?
– Мам, не надо, пойдём отсюда, – услышал я тихий Лёхин голос.
– Пройдёмте в дом, давайте всё обсудим и выясним без нервов, вы ведь для этого пришли? Мальчишки иногда дерутся, но это же дети… Давайте выпьем чаю и успокоимся… Я думаю, пострадал не только ваш, но и мой сын. Нужно выяснить, как всё произошло…
Гости продолжали топтаться в коридоре.
– Мам, ну не позорься, ну пойдём, – ныл Лёшка, уже чуть не плача.
– Ты что, не всё мне рассказал? – начала прозревать гостья, на этот раз шипя в полголоса – куда ты меня тянешь?
– Пойдём отсюда…
Было очевидно, что в прихожей царило замешательство.
– Хорошо! Мы уйдём! Но если выяснится…
– Мам… Ой… что ты дерёшься…
Щелкнул язычком накладной дверной замок.
– Ну, где ты там? Выбирайся и рассказывай, ты ведь понимаешь, что теперь мне лучше всё узнать?
Всё не всё, но в общих чертах…
Мать внешне спокойно выслушала меня, попутно внимательно осмотрев лицо и руки, и даже заставив снять рубашку. Только, когда она помогала мне её снять, я заметил, что у неё дрожат руки.
– У тебя что, из носа кровь шла?
– Это не моя…
– Ладно, я тебе верю, – она обняла меня. Она была маленького роста, вровень со мною, кареглазая и хорошо сложённая для женщины, старший сын которой уже был студентом, – но, всё-таки, лучше договариваться, а не драться.
– Договоришься… с этим.
– Я всё понимаю…
Она и вправду всё понимала, ведь я был – младшим…
Лёха не ходил в школу с неделю, а когда пришёл, вёл себя тихо, и старался не встречаться со мною глазами. А я не стал поминать ему «Алёшеньку» и «губку». Всё-таки время римских императоров давно прошло.
Такая вот у нас была мама.
Но и это только… прелюдия. Я ведь хотел рассказать о новых людях, уже ковавших новое время.
Итак, матушка с уважением относилась к нашему с братьями праву на свободу и доверие, и отец вполне её поддерживал – ну, или она его. Тут, как у мандалы инь —янь, нет исходной точки. Она в их времени, а не в них самих. Поэтому, наша судьба была результатом нашего же выбора и ответственности. Старший закончил школу с серебряной медалью и поступил в политех, средний с боем прорвался в лётное училище, по ходу медкомиссии удалив воспалённые гланды, а я, не выбрав цели, отправился служить срочную. А там… Вернулся, не спеша поступил в институт, закончил… У старшего и среднего уже были семьи и дети, ну а я успел прикипеть к вольной жизни, что маму, конечно, беспокоило. Наверное, и отца, но он в выражении чувств казался мне похожим на льва, отдыхающего на камне, и высказывал мнение, которое одновременно было и действием, только когда система приходила к точке бифуркации. Но это – отдельная история.