Оттого суду над виновниками сдачи неприятелю крепости А. Степанов уделят достаточно места в своей новой книге, как нигде больше привлекая действительные документы и стенографические отчёты. Поскольку здесь не просто вместе со своими персонажами, мужественно защищавшими Порт-Артур, жаждет справедливой расплаты за военные преступления, но и задаёт более глобальный вопрос самодержавной власти – на чьей она стороне? Что в итоге окажется ей важнее: выпестованная веками честь русского воина либо сиюминутные политические игры, кумовство и потворство чинопочитанию?
Здесь-то, вероятно, и скрывается разгадка задержки в работе. Писатель не мог себе позволить давно привычной большевистской огульности царизма как такового, ему необходимо было документально подтвердить то разочарование судом, которое постигло русское общество, ощутившее нескрываемое неуважение к человеческому достоинству на примере передовых защитников Порт-Артура. Но по состоянию здоровья писатель был вынужден проживать в Краснодаре. Волевой, активный человек, он тяжело переживал вынужденный отрыв от жизни, когда в 1932 году заболел бруцеллезом и надолго оказался прикованным к постели. И архивные документы о дореволюционном времени ему было получать гораздо сложнее, нежели проживающему в столицах или их вблизи. Тем более в период 30-х годов, не говоря уже о времени жесточайшего противостояния с фашизмом. И после – явно потребовались кучи справок, обращений, запросов. Длительные переписки и ожидания ответов, спускавшихся по бюрократической лестнице, не могли не притормаживать работу над романом. Ещё есть вероятность, что подобные обращения в архивы стали возможными только с приходом хрущёвской оттепели…
Намного позже из литературной среды в отдельное направление выльется военная проза, в рамках профессиональных литературных сообществ создадутся секции военных писателей. Для этого понадобится не только Великая Отечественная, но и боевые действия на территории Афганистана и Чечни. Но Александр Степанов по своей сути был – военным писателем. Это отчётливо просматривается не только в его наполненной сражениями биографии, но и непосредственно в текстах произведений. Ему гораздо проще чуть ли не покадрово показать читателю устройство артиллерийского орудия; где конкретно, с какой полки берут бинты в полевом лазарете; с какой стороны от солдата стоит винтовка, пока он латает свою одёжку в перерыве между боями, чем нарисовать нам внутренне убранство дома Стесселей или кабинета директора завода. Даже об интерьере в доме Звонарёвых, где происходит достаточное количество действий, мы знаем меньше, чем про халупу в Гадячах, куда после забастовок на заводе сбежал с семьёй Блохин. Крайне схематичному изображению внутри университета, где для Вари разворачиваются полные драматизма события, как бы противопоставляется детализация жилищ бедняков на Выборгской стороне. Вплоть до того, где там вешают одежду. Мы фактически не представляем себе помещение в больнице, где в красноярской ссылке работает Варя, но как на картине можем себе представить жилище далеко за городом, где она тайком лечит раненого. И через главного персонажа, Звонарёва, передаёт нам автор своё раздражение по поводу показушности парадов, не имеющих, как нам транслируется, ничего общего с настоящими военными подвигами.