– Тедди! Ты слышишь меня, черт возьми?
Не меняя своей сторожевой стойки на саквояже, Тедди полуобернулся и вопросительно взглянул на отца светло-карими, удивительно чистыми глазами. Они вовсе не были огромными и слегка косили, особенно левый. Не то чтобы это казалось изъяном или было слишком заметно. Упомянуть об этом можно разве что вскользь, да и то лишь потому, что, глядя на них, вы бы всерьез и надолго задумались: а лучше ли было бы, в самом деле, будь они у него, скажем, без косинки, или глубже посажены, или темнее, или расставлены пошире. Как бы там ни было, в его лице сквозила неподдельная красота, но не столь очевидная, чтобы это бросалось в глаза.
– Немедленно, слышишь, немедленно слезь с саквояжа, – сказал мистер Макардль. – Долго мне еще повторять?
– И не думай слезать, радость моя, – подала голос миссис Макардль, у которой по утрам слегка закладывало нос. Веки у нее приоткрылись. – Пальцем не пошевели.
Она лежала на правом боку, спиной к мужу, и голова ее, покоившаяся на подушке, была обращена в сторону иллюминатора и стоявшего перед ним Тедди. Верхнюю простыню она обернула вокруг тела, по всей вероятности обнаженного, укутавшись вся, с руками, до самого подбородка.
– Попрыгай, попрыгай, – добавила она, закрывая глаза. – Раздави папочкин саквояж.
– Оч-чень оригинально, – сказал мистер Макардль ровным и спокойным тоном, глядя жене в затылок. – Между прочим, он мне стоил двадцать два фунта. Я ведь прошу его как человека сойти, а ты ему – попрыгай, попрыгай. Это что? Шутка?
– Если он лопнет под десятилетним мальчиком, а он еще весит на тринадцать фунтов меньше положенного, можешь выкинуть этот мешок из моей каюты, – сказала миссис Макардль, не открывая глаз.
– Моя бы воля, – сказал мистер Макардль, – я бы проломил тебе голову.
– За чем же дело стало?
Мистер Макардль резко поднялся на одном локте и раздавил окурок о стеклянную поверхность ночного столика.
– Не сегодня-завтра… – начал было он мрачно.
– Не сегодня-завтра у тебя случится роковой, да, роковой инфаркт, – томно сказала миссис Макардль. Она еще сильнее, с руками, закуталась в простыню. – Хоронить тебя будут скромно, но со вкусом, и все будут спрашивать, кто эта очаровательная женщина в красном платье, вон та, в первом ряду, которая кокетничает с органистом, и вся она такая…