– За что пьём, други? – возвестил первый голос.
– За сегодняшний успех. «Беленькая» с нами, и ещё три в запасе, – живо откликнулся второй.
– Тогда за Санька, – согласился первый. – Его удача. И за его Галку из винно-водочного, чтоб братана нашего крепче любила и нас, сирых, не забывала. Без Санька и его Галки облизнулись бы нам эти бутылки. Дефицит.
– А тебе, Санёк, желаем, чтоб тебе всегда хотелось и моглось. Таково будет тебе наше задание. Представь, что ты в тылу врага и ползёшь по канаве, чтобы захватить живого языка. Бабы – это ещё те стервы. Не знаешь, за какое место их взять. Сейчас им одно надо, а через полчаса другое. Но обходительность любят. А какая тут обходительность, когда ухватишь их за холку и в постель тащишь, как вражеского лазутчика? – напутствовал удачливого покорителя женских сердец второй.
– А ещё за то, чтоб лихоманка этих перестройщиков проняла, – наконец прорвался третий голос. – Рабочему люду продыху не дают. Ни тебе выпить, ни тебе закусить. Чума на весь их дом.
Хрустнули и опрокинулись в горло вощёные стаканчики. Забулькала желанная по пищеводу. Задёргались морщинистые кадыки.
Одним хорошо и не зябко на ледяном ветру, а другим за тюлевой занавеской на третьем этаже, где наметился свой загул, ничем не хуже, чем на свежем воздухе. Мелькали чьи-то тени; со скоростью вращающихся лопастей ветряной мельницы взлетали чьи-то руки. Грубые мужские голоса кого-то хаяли, а кому-то признавались в любви, а высокие и визгливые женские им в тон отвечали:
– Я не такая.
Со скоростью винтовочных выстрелов раздавался звук битых тарелок и раскатистый хохот. Подогретые алкоголем чувства добирали свой градус и требовали выхода на большой простор с гарантированной перспективой вобрать в себя новых участников разудалого кутежа.
Поскальзываясь на ледяных «блюдцах» в обрамлении бордюрчиков из утрамбованного снега, Митрофан Царскосельский торопился покинуть разудалый двор, который по традиции миллионов других дворов, разбросанных по необъятной территории Союза, медленно, но верно погружался в атмосферу непотребства, пьяных скандалов и соседского хамства.
Подгоняемый морозцем Митрофан помчался догонять заканчивавший разворот двухсекционный трамвай.
Не зря торопился он покинуть лежбище Смычка – Потапыча. Чуяло вещее сердце, что следует ждать появления грозного жэковского начальства.