– Дело в том, что… – начал мямлить доктор, но тут снова зажглась спасительная красная лампа.
– Простите, Валерий Степанович, – Решетов быстро пожал руку собеседнику. – Был рад знакомству. Может, свидимся. Удачи вам!
– Взаимно. Успехов!
Кукушкин чувствовал себя идиотом. Ему показалось, что Игорь уловил его неискренность, но, будучи питерским интеллигентом, просто не подал виду. Решетов, этот голодный борец за идею, понравился Валерию Степановичу своим бесхитростным идеализмом и юношеским максимализмом. «Таких в природе почти не осталось. Честный, умный, принципиальный… Вымирающий вид, динозавр от науки», – думал Кукушкин. Даже промелькнула мысль: «Что я здесь делаю?», но Валерий Степанович, тряхнув плешью, решительно её отбросил. «Я занимаюсь исследованием поведения гена SHH после мутации, – уверял себя профессор. – Да, это не вакцина от СПИДа, не лекарство от рака, не панацея, но это тоже важно. Это очень важно! За мной институт, коллектив; мне доверяют. Этот проект интересен не только с научной, но и с финансовой точки зрения. И я должен его запустить! Просто обязан! К тому же за эксперимент этот проголосовало большинство моих коллег. Даже несмотря на клику консерватора Смелянского. Так что все мосты сожжены ещё в Ленинске и назад дороги нет! Я у дверей, за которыми сейчас решится всё… Может быть…» Конечно, профессор немного лукавил, поскольку прежде всего думал об эффектном подарке президенту, а уж потом о различных исследованиях…
А ветер назойливо лез в рукава, раздувал полы пальто, шалил. Ветер усиливался… Валерий Степанович, поёживаясь, поднял воротник.
– Последний оплот российской науки… – негромко пробормотал себе под нос Кукушкин и покачал головой.
Загорелась красная лампа, и учёный, перекрестившись и немного мандражируя, вошёл внутрь.
Профессор очутился в просторном холле, скромно, по сравнению с фондом Дорофеева, кое-где отделанном красным деревом. Под ногами серый ковролин. Запах пыли и канцелярии. Кругом благочинный полумрак, с порога настраивающий на смирение и сдержанность в просьбах. Кукушкин вдруг застыл и осторожно, будто опасаясь чего-то, поднял взгляд к потолку, но тотчас выдохнул с облегчением и даже с небольшой долей разочарования – донельзя скучный девственно-белый потолок, украшенный лишь несколькими евросветильниками, стены тёплого фисташкового цвета, и всё. У массивной двери главного кабинета – старуха-монахиня за полированным столом с ноутбуком Apple. На диванчике в углу двое юных казачков, играющих в шашки на щелбаны. Один как раз проиграл и, вздыхая, подставлял чуб товарищу, а тот, посмеиваясь в густые усы, проявил-таки великодушие, несильно ткнув его в лоб. И оба загоготали. Перед диванчиком столик с девственно свежими православными журналами. На обложке одного из них какой-то толстый поп супил брови, глядя куда-то вверх и воздевая перст указующий к небу – то ли пророчествовал, то ли просто указывал китайцам, куда повесить новую люстру. О чём-то своём булькал кулер с водой. На стене тикали китайские кварцевые часы на батарейке, над столом висел православный календарь с ликом Николая Чудотворца. Живая ода аскетизму! Если бы Кукушкин забрёл сюда случайно, он бы решил, что это офис какой-нибудь фирмы с уклоном в православие.