Если помните, был в истории еврейского народа такой активист-первоблогер Бар-Кохба. Мечтательный реконструктор, он не только возжелал престижа своему лагерю (снобов-националистов), но и вздумал восхитить славу Мессии (основываясь на побасенках о том, что сильный правитель не только-де неуязвим, но и от оккупантов упасет, заодно простирая длань на прочие царства).
Нет, мы не о разделе Речи, неизменно следовавшем за стенаниями от имперских фантомных болей и угрызений ревности. Хотя и об этом тоже, но возьмем шире: этак и проще, и надежнее. Однако, продолжим точечным прецедентом: все реализовалось фальстарт-бунтом (ах, эти варшавские восстания да тахриры-майданы), а закончилось разорением и рассеянием. Увлек миллионы, обрекая не только их на неприкаянность, но и свое имя (изначально «сын звезды», «звездный», «от славы») – на проклятье и созвучие, сродность позору. Оно стало скорее именем нарицательным, нежели маяком ностальгии – в ряду подобных индексов: Гитлера и японских милитаристов, восставших на «мягкотелую беззубость» этосов христианского, китайского…
А ведь Христос предупреждал буйных (в ответ на лукаво-провокативное предложение: не плеснет ли римлянам стакан в лицо?): Богу воздайте божье, кесареви – кесарево, и главное – не путать, не менять местами. Но, как сами попытались устранить Сына Божья, замахнуться на Первоначало (безумцы не раз еще повторят подвиг размена правды на «ценности»), и на этом же основании объявить Его самозванцем и беззаконником (мол, раз попался – неудачник!), то в дальнейшем и пожали плоды, ужалив себя своим же ядом лжи. Имел и сверх того им поведать, да внемлющих не сыскалось: всего-то учеников («фоллоуэров») душ двенадцать, много – семьдесят. (Разумеется, в дальнейшем их при-/пребудет миллиарды, пусть и тогда «легион» бесов потщится внести раскол, дабы подвигнуть дом – Церковь как тело и полноту – разделиться в себе и не устоять. Но и участь рода сего в Пакибытии самопредначертана).
Он успел уподобить самозваного лидера общности-истца тому самому бар-Кохбе, усомнившись в том, что истеричный блеф и уличная манипулятивность тождественны доблести в сколь-нибудь реальном бою. Печальное пророчество, что зиждилось на неумолимой аналогии – могло ли не сбыться?
Но что из этого следует для него, нее? Сам-то он – не обнаруживает ли в себе противных черт, им же столь истово порицаемых? О, разумеется в реальной, важнейшей – любовной – баталии он пробыл молчуном, почти анахоретом и немного дезертиром…