Карантин объявили на месяц, затем продлевали еще и еще. Выходить разрешалось три раза в неделю, но лишь за продуктами или в аптеку. Так дезинфекция города обернулась очисткой столицы от жителей.
Людям это не нравилось.
Люди с этим мирились.
Люди смирились со всем, кроме голода. Но поскольку голод пока не свирепствовал, робко скребли по сусекам и смиренно молились о том, чтобы не было голода.
Впрочем, бюджетникам он не грозил: им начисляли зарплату на карты день в день. Не ходить в госархив за свою же получку было довольно забавно. И не стыдно ни капельки.
В остальном время шло, как всегда: текла нефть, возводились дворцы и заборы, полыхали бесхозно леса, разливались запойные реки, сиротели деревни, дрябли сердца, молодились вампиры, скудели пайки, солонели напрасные слезы. Время шло, как стояло. Стояло, но шло…
* * *
Запертые в квартире, супруги наблюдали с балкона за улицей, по которой шныряли рыжие, в тон кирпича с кремлевской стены, каски спецназа. Под сентябрьским привянувшим солнцем щиты и забрала тускло поблескивали, панцири пучились жучьими латами, а стволы и дубинки усато топорщились, отчего отряд «космонавтов» походил на ватагу сноровистых членистоногих. Отловив нарушителей, бойцы паковали смутьянов в плоскомордый автобус с зарешеченными прозорами.
(Тараканья страна, как говаривал старый пират-мизантроп.)
– Снова бросили бомбочку. Ай, молодцы!
– Селедка, – заметил мужчина, – позавчера – помидоры.
– Откуда-то сверху?
– Наверно. Если б под нами, мы бы увидели.
Этажей было двадцать, жили они на седьмом.
– Может, с крыши?
– Навряд ли. Из окна безопасней: кинул, пока долетело – закрыл и сиди себе в тапочках, смейся.
– А на что тогда камеры?
– Они надзирают за тем, что внизу. Мы для верхов – это низ.
– Если так, то метание селедки – наша им карнавальная отповедь. Ты же читал Бахтина?
– Про полифонию Боккаччо?
– Полифония – это о Достоевском. Да и Боккаччо совсем не Боккаччо – Рабле.
– Ах вот оно что! Я и не знал, что Гаргантюэль и пан Фуагра карнавалили.
Ткнула в бок, отпихнула и втиснулась в комнату.
Мужчина поморщился: лучше б еще переждать, чтоб росгвардейцы на нас не подумали. Если не прячешься, вроде как ты ни при чем.
Он постоял минут пять, докурил и зашел.
Женщина полулежала в кресле, отвернувшись к торшеру и закинув ногу на подлокотник. Она нервно хлопала тапком о пятку и теребила кудряшку, словно вязала из локона спицами ровно такой же кокористый локон.