Лена стояла у окна и как будто что-то разглядывала, хотя что там было видно, в этой темноте осенней ночи – только отражение ее лица, да и то условное. Пятна глаз, штрих носа и тень губ. В палате было жарко, но Лена куталась в теплый махровый халат, надетый поверх ночнушки.
– Обычно люди знают, в какой момент их жизнь сломалась. Есть отправная точка, после которой все идет наперекосяк. Но не у меня. Я будто неслась куда-то вниз с самого рождения. Точнее, это даже началось еще до этого, когда мама только была беременная мною. Отец работал на заводе и каждый день возвращался домой коротким путем, через железнодорожные пути. Все так шли, через мост далеко было, вот и срезали. Но что странно – никто даже не видел, как он попал под поезд. Ни одного свидетеля средь бела дня, можешь в такое поверить? Мама говорит, к нам пришли поздно, она уже заволноваться успела. Открыла дверь – а там незнакомые люди. Его мужики с работы только с похоронами помогали, но при этом ни слова лишнего не сказали. Хотя, может, мама и не спрашивала. У нее брат мой маленький на руках был, я в животе, рядом никого, наверное, тогда было не так уж и важно, как это могло случиться. Она рассказывала, что выжила только благодаря брату. Он же совсем маленький был, два годика, с таким малышом даже не сляжешь толком, не даст ведь покою. Вовка ее и заводил, как игрушку, знаешь, такие были в нашем детстве, с ключиком.