И невнимательности тех плохих людей,
которые могут заглянуть к ним на огонек. И заставить
поделиться.
Ведь все, что они построили в этой
деревне и в нескольких соседних, отделенных от автотрассы десятью
километрами, а от железной дороги восемью - создав маленький
оазис покоя посреди моря безумия… легко может быть отобрано,
разрушено, растоптано и сожжено. Стоит только сильным обратить на
них внимание. А самые лихие годы, вполне возможно, еще впереди. Но
он до них, скорее всего, уже не доживет.
Да, у них есть оружие. Но это не
фильм про семерых отважных самураев или ковбоев. А у них взрослых
мужчин конечно, не семеро, но и не намного больше. И надо
надеяться, что до прямого столкновения не дойдет… хотя им не раз
уже приходилось отваживать небольшие группы мародеров и одиночных
бродяг и объяснять им, что тут занято и в этом месте больше никого
не ждут.
Они понимали, что люди куда опаснее
расплодившихся волков и медведей. Все эти годы они жили, словно на
краю вулкана. Хотя и пытались делать вид, что все идет как надо.
Видимо, такова природа человеческая.
Он надеялся, что его записи об их
жизни не достанутся тем,кто придет сюда, чтобы ограбить и
убить. Впрочем, те и читать-то, наверное, не умеют.
«Пусть приходят».
Конечно, силы уже не те. Время
властно над всеми. Даже если не произойдет ничего
экстраординарного, ему вряд ли осталось больше десяти лет. Но авось
хотя бы до пенсионного возраста доживет. Сами пенсии теперь
остались только в анекдотах, молодежь даже слова этого не
знала.
В этом году ему исполнилось
шестьдесят.
Он не знал, конечно, что сведет его в
могилу. Инфекция, инфаркт, какая-нибудь болезнь, требующая
хирургического вмешательства типа аппендицита, язвы или грыжи.
Видимо, ему досталась хорошая генетика, раз он смог проскрипеть так
долго. Другие на его глазах сходили с дистанции еще в начале
шестого десятка. И если раньше был хотя бы шанс, что приедет
вовремя «скорая», что повезут в больницу, то теперь все зависело
только от милости Господа. Не зря молились теперь совсем не так,
как раньше. И некоторым это даже помогало.
Но дед Семен, сосед, говорил
ему всегда, когда они собирались, чтобы выпить по рюмочке и
вспомнить старый мир: «Если бы мы остались там, чувак, то уже
сдохли бы. Последние года два я приходил домой, как кот Шредингера:
то ли живой, то ли мертвый, а может, одновременно».