Когда улица заканчивается, и лошади принимают чуть право, в сторону бугра с конюшней, я незаметно соскакиваю и мелькаю пятками назад, к приятелям.
– Ну как? – интересуется Сашка. – Дед кнута не дал?
– Не, – отвечаю я. – Он ничего не заметил.
– Завтра моя очередь, – напоминает Вовка.
– Твоя-твоя, – переглядываемся мы с Сашкой и смеемся.
Дело в том, что в прошлый раз повозку сильно тряхнуло на кочке, и Вовка свалился с трубы прямо в коровью лепешку.
Чуть позже мы решаем полакомиться шелковицей, в тени которой сидим.
Она высокая, с раскидистой густой кроной, в которой довольно чирикают воробьи.
Сашка первым встает с лавки, подпрыгивает и карабкается по развилке вверх. Я лезу за ним, а вот у Вовки не получается.
– И я хочу,– ноет он, видя, как мы исчезаем в зеленой листве.
– Будет и тебе,– отвечаю я, следуя за Сашкой.
Потом мы размещаемся на облюбованных местах, и, придерживаясь одной рукой за ветки, рвем и едим черные сладкие ягоды.
– Вкусно, чавкает набитым ртом Сашка.
– Ага, – отвечаю я липкими губами, по которым течет сок. – Как сахар.
– Мне! Бросьте мне! – нудно голосит с земли Вовка.
– Не ори, дурак! Щас. – отвечаем мы и начинам трясти дерево.
– Шу-шу-шу, – падают самые спелые шелковицы, Вовка под деревом замолкает.
Через полчаса мы спускаемся на землю и, тыча пальцами друг в друга, хохочем.
Рожи у всех фиолетовые, а у Вовки такой же даже живот. Умора!
– Надо умыться, а то родители заругают, – говорит Сашка.
После этого мы все направляемся к колонке, что под двумя старыми вербами, посередине улицы. Колонка высотой с меня и с длинной блестящей ручкой позади, на которую нужно повиснуть, чтобы пошла вода. Сначала теплая, а потом холодная.
Ополоснув липкие щеки с пальцами, а Вовке еще и живот, мы сохнем на зеленой травке у забора.
– Мальчики! Обедать! – доносятся со дворов голоса наших мам, и мы разбегаемся по домам, подкрепить силы.
Я восполняю свои тарелкой горячего борща с ржаной горбушкой (от второго отказываюсь), говорю маме «спасибо» и направляюсь в гараж, где стоит отцовский «Москвич», блестя фарами.
Там беру обод от велосипедного колеса, а к нему хитро изогнутый железный крюк, что сделал мне родитель, вслед за чем снова выхожу на улицу.
–Тэ-экс, – говорю сам себе, цепляя за обод крюк, а затем толкаю устройство вперед, и быстро перебираю ногами.