– Там видно будет. Пока выбора нет. Аномалии, перемещающей во времени, я тоже пока не вижу. Так что давай на посадку. Сейчас главная для нас цель – остаться в живых.
Что-то возразить ни у кого ничего не нашлось.
Админ кивнул и продолжил снижение.
– Вы кто такие? – строго спросил капитан, в упор глядя на ребят. Его словно бы каменное, грубо вытесанное лицо наводило невольный трепет.
Нас вытащили из самолета, хорошенько встряхнули, отвесили каждому для приведения в чувство несколько подзатыльников и привели к командиру, который сейчас, краснея от злобы, кричал на нас.
– Я вас второй раз спрашиваю: кто вы такие? Шпионы? Я вас на месте, панталонники вы германские, расстреляю!
– Мы не шпионы! Чесслово! – залепетал Макс, не в силах оторвать напуганного взгляда от направленного на него пистолета.
– Старшина, – с иронией обратился капитан к болезненно худому парнишке лет двадцати, стоящему в стороне. – Ты слышал? Говорят, что не шпионы! Ну, значит, надо отпустить! Хех! – и вдруг резко переменившись в лице, ледяным голосом обратился к Льву, схватив того за шкирку: – Да ты на рожу свою посмотри – огромная, за неделю не обгадишь! Сразу видно – буржуй! На немецких сосисках воспитан, – и с не скрываемой брезгливостью добавил: – Патлатый еще весь! Сектант какой-то? Типа из наших, из староверов? Или, чего хуже, педераст?
– Я русский!
– Хех! Тогда я – балерина!
– Мы правда не шпионы! – включился я в разговор, хотя и понимал – бессмысленно.
– Тебе слово никто не давал! – грозно посмотрел на меня капитан, и этот взгляд показался мне до боли знакомым. Да и сам капитан на лицо отдаленно напоминал мне…
– Капитан Ожогин! – вбежал в комнату запыхавшийся старлей, но увидев собравшуюся толпу, растерялся, потупив взор извинился и быстро удалился за дверь.
Ожогин? Вот так поворот! Значит, ничего нам не показалось – мы и вправду оказались в прошлом! Да не где-нибудь, а в самом пекле Великой Отечественной войны! И стоит сейчас перед нами не абы кто, а предок нашего друга Ожогина!
Но поделиться своими открытиями со всеми я не успел – дед нашего Ожогина, такой же доброй души человек, как и наш друг, приказал:
– Расстрелять их!