Они стояли на лестнице возле двери под синей, напоминающей о только что ушедшем военном времени лампочкой, которой любовался Игорек – такой красивой, невиданной им раньше. Наверх вели ступеньки на улицу, а над ними – темный и неприветливый дверной проем. Валентина Ивановна была в растерянности: “Что дальше?”. Да, неласково их встретил Ленинград. Но делать нечего, идти куда-либо ночью было рано, и, постояв некоторое время на месте, они бесцельно пошли по ночным улицам.
В предрассветном городе было пустынно и холодно, почти на каждой из улиц были руины разбитых бомбами домов с пустыми проемами окон на еле держащихся остатках стен. Из памяти Валентины Ивановны всплыли те теплые, шумные, веселые, многолюдные улицы довоенного города, и стало так тоскливо, что слезы навернулись на глаза. Наконец, пройдя несколько кварталов, они наткнулись на хоть что-то живое, где можно было, по крайней мере, согреться. Это был ресторан. Внутри него было тихо и немноголюдно. Игорек, продрогший и голодный, хорошо запомнил, как им принесли кофе в больших железных эмалированных кружках какого-то темного грязно-фиолетового цвета с мелкими белыми крапинками. Кофе был, как считалось, с молоком, скорее горький, чем сладкий, но зато горячий, и стоил он тогда, как осталось в памяти, пять рублей.
* * *
В первую очередь Валентина Ивановна направилась на Маклина в довоенную квартиру. В квартире жили незнакомые люди, которые даже и на порог-то ее не пустили, но посоветовали спуститься к дворнику, если интересуют оставшиеся в квартире вещи. Дверь квартиры дворника открыла его жена и позвала мужа. Ждать пришлось почему-то долго. Выйдя, наконец, в маленькую прихожую, дворник остолбенел и, мгновенно побледневший, прислонился к косяку. Но, быстро придя в себя, он стал что-то быстро и сбивчиво говорить. На Валентину Ивановну, видимо, подействовала встреча знакомого, связанного с довоенным безмятежным прошлым, вызвавшая четкие воспоминания о родных, усиленные еще тем, что она увидела за спиной дворника шкаф из их квартиры, такой родной: “Вот он шкаф, целый и невредимый, а их нет”.
Встреча с дворником выбила Валентину Ивановну из колеи. Она стала приходить в себя, уже идя по улице, и начала размышлять о такой нервной реакции дворника на встречу с ней: “Почему он так испугался? Возможно, он принял ее за сестру Шуру, сестры были очень похожи, и от неожиданности посчитал, что перед ним привидение. А может быть, дворник испугался оттого, что у него были вещи из чужой квартиры? Да бог с ним, с этим дворником!”. И тут Валентина Ивановна вспомнила о бумажке, которую он сунул ей в руку. Там был адрес. В то время в Ленинграде было специальное учреждение, хитрое название которого Игорек, к сожалению, не запомнил. Это учреждение хранило описи имущества из квартир, в которых никого в живых не осталось, и осуществляло возврат имущества по описи родственникам, если таковые найдутся. Адрес этого учреждения и дал дворник. Это было рядом, и Валентина Ивановна решила зайти с тем, чтобы хоть что-то взять на дорогую память. Но лучше бы она туда не ходила. Опись быстро нашли, но она содержала дешевые незнакомые предметы. Была, к примеру, какая-то тальянская гармошка. Дядя Андрей перед самой войной купил новый баян, не успев продать старый. Тальянка вместо двух баянов – для Валентины Ивановны это было обидной насмешкой. Ни одной знакомой, так нужной ей вещи в описи не было. С горьким разочарованием и с досадой на пустую трату времени она ушла.