– Назваться может и любой… вот только посмеет ли, – из его голоса тут же пропали нотки издевательски-ироничной, самодовольной вежливости и сменились холодным, как дно океана, тоном, – хотя, смотря на твоё лицо, можно сделать вывод, что такой ход вполне себе может сработать, – вытащив из кожаной папки стопку бумаг, он положил её на стойку, рядом примостив шариковую ручку, – давай, не будем усложнять жизнь ни мне, ни тебе.
Свой план я менять не собиралась. На его предложение я бы не согласилась даже под неистовыми пытками. На то было множество причин. От личности, стоящей передо мной, до моей ненависти к собственной работе. Я ненавидела то, чем занималась, с самого начала, ненавидела людей, с которыми мне приходилось иметь дело. Кучка чёрствых, мерзких, хладнокровных тварей, которых интересует лишь собственная выгода, размер своего эго и кошелька. От их рук полегло больше людей, чем я видела за все мои смены в кафе, вместе взятые, и меня тошнило от того, насколько для всех в той вселенной это было обыденно и буднично.
– Это ничего не меняет, – сказала я, молниеносно выхватывая свой маленький Глок 26 из кармана джинсов, который всё это время был прикрыт большеразмерной чёрной майкой, и наставляя его на Сталински (в этом у меня больше не было сомнений), – ты можешь в любом случае катиться к чёрту, если ни куда поглубже.
Раздался звонкий саркастичный смех. Стандартный киношный приём, чтобы доминировать над ситуацией, или ему действительно смешно? Ведь, если второй вариант правдивый, запасного плана у меня нет.
– Каким интересным боком всё это повернулось. Но ведь мы с тобой оба знаем, что ты не выстрелишь.
– Откуда такая уверенность?
– Просто знаю. Но если хочешь, можем проверить, – опустив кольт, Марк слегка наклонил голову влево, провокационно усмехнувшись, – стреляй.
Он был прав, я бы никогда не выстрелила. Делать это я с горем пополам умела, практиковалась на всякий случай (с моей работой навык стрельбы – полезная штука), но случай так и не наступил. И даже если бы наступил, сомневаюсь, что я смогла бы когда-нибудь запустить пулю в человека, кем бы этот человек ни был. Это просто находилось вне поля моего понимания.
Мне оставалось лишь обездвижено стоять и подтверждать слова Сталински.
– Я никогда до такого не опущусь, – сказала я спустя секунд десять голосом, который показался мне всё ещё более или менее твёрдым.