С другой стороны, в защиту отца, могу сказать, что старость отличный шанс снова почувствовать себя молодым родителем. Я знаю, какого это, когда тебя любят, чувствуешь защищённость, ничего не хочется скрывать, и внутри спокойствие, даже мысли нет о предательстве. Только вот, когда в последний раз любовь присутствовала в моей жизни? Не знаю, откуда берутся секреты после. Я перестала общаться с отцом, когда мне исполнилось тринадцать, причину сейчас и не вспомню. С возрастом, скореевсего, появляются чужие секреты, но так или иначе связанные и со мной, и просто язык не поворачивался раскрыть чужую тайну при этом, не упомянув о себе. Так оно и выходит, что мы просто связываем свою жизнь с кем-то ещё, и, конечно, нам неохота предавать другого, при этом, не обманув родителей. Странно всё это, но в жизни приходиться убеждаться на собственном опыте, как одно вранье следует за другим по цепочке.
Ладно, пора идти! Всегда волнительно! Я принялась застёгивать пуговицы, аккуратно разглаживая оборку плаща. Одна из многих нашлась смелее остальных, не считая себя виновной, не желала лезть в петлю. Я злилась, она упиралась. Вдруг резко выскочила, упала на пол, ударилась и юркнула куда- то прочь, ускользнув от моего взгляда. Я завертелась по сторонам, оглядывая грязный затоптанный пол осенней слякотью.
–Ну, где же ты? Этакая зараза!
Она всегда была упрямее других. Я, конечно, могла пойти и без неё, будь она первая по счёту, прикрывая оплошность шарфом, но эта упрямица выбрала самое почётное место посередине. И идти без неё довольно неопрятно.
Я встала на колени, умоляя её вылезти ко мне. И вот, где свет тускней обычного, маленькая пугливая пуговка забилась под шкаф прихожего угла. Она лежала и отдыхала от моих настырных усилий. Я улыбнулась быстрой находке и потянулась к ней. Навстречу ко мне потянулся незнакомый мужской запах. Я отклонилась. Нахмурилась в недоумении, не почудилось ли. Вскоре снова потянулась, и снова запах. Я встала, потормошила вешалку, нет ли на ней чего чужого. Среди двух кепок, пару платков и перчаток, что обнюхала я, не оказалась ничего схожего с ароматом. Я снова упала на колени и наклонилась еще ниже, подчиняясь искушению. Пошарив глубже в темноте, вытащила лоскут ткани и развернула его. Он был мятым и запачканным. Я поднесла его к лицу и вкусила чей-то плотский, насыщенный запах пота вперемешку с желанием, спелости сладкого нектара кожи, что тут же проник в меня. Я облизала губы от острого, ощутимого исступления, ударившего меня ниже пояса. Во мне насилием отозвалась порочная связь труда, масла грязных тел, словно этот край плоти принадлежал богу войны, возжелавшего святую деву. Я так бы и осталась перед ним на коленях, повинуясь грехам, что очернили мою душу проклятием жажды похотливого борца в излишестве удовольствий. Я с натугой смогла соскрести себя с пола и подняться. Мой взгляд резко бросился на циферблат часов. Я опаздывала. Откинув клочок в сторону, ринулась бегом к трамвайной остановке.