Я растерялась, не понимая, как вести себя в подобной ситуации. В голове, не задерживаясь ни на секунду, пролетали эпизоды из остиновских мелодрам, но ничего подходящего не вспомнилось. Полагаясь лишь на интуицию, я с как можно большим уважением наклонила голову и произнесла слова приветствия максимально четко:
– Спасибо за все, что вы сделали для меня, сэр. Быть гостьей в вашем доме – большая честь. – «Что-то еще надо сказать…» – Позвольте заметить, я никогда еще не видела такого чудесного садового дизайна. – Я указала рукой в сторону парка. Поперхнулась от волнения, закашлялась.
Сэр Фитцджеральд выслушал мою нелепость и неожиданно улыбнулся. Его лицо просветлело.
– Мисс, я слышал, что вы из России. О чем свидетельствует акцент и довольно странный язык… Садовый дизайн? Не приходилось слышать. Оставим. Вы случайно заблудились, незаметно перешли границу между моим поместьем и землями Вильямс? Не так ли?
«Опять те же вопросы. Что делать?»
– Сэр, я не знаю… – Голос предательски задрожал. – Простите, я не знаю, я не готова… – И в очередной раз осеклась на полуслове.
«Просыпайся! Срочно! На раз-два-три!»
Я подняла испуганное лицо на собеседника, и все дальнейшие слова замерли на языке.
Сэр Фитцджеральд внимательно смотрел на меня, словно старался заглянуть в самые потаенные уголки души и прочесть все хранящиеся там секреты. Я поймала себя на мысли, что чувствую под ногами зыбкую почву, почти уже плыву, точнее, тону в омуте дымчатых серо-голубых глаз.
Случается иногда в жизни чудо-расчудесное: в кратчайший миг понимаешь, что человек, стоящий перед тобой, не способен причинить вред. Нет необходимости его обманывать, ему можно довериться.
Готовая бежать в поиске, возможно, несуществующей Кроличьей Норы, я поняла, что расскажу хозяину этого дома все, всю правду о себе, и будь что будет.
Не боясь показаться невежливой, я разглядывала его.
«Какой необыкновенный сон… Словно все взаправду… »
Сказать, что он был красив, значило слукавить. Черты его лица казались далекими от идеальных. Темно-русые, аккуратно подстриженные волосы и бакенбарды обрамляли худое бледное лицо. Прямой нос был немного длинноват, губы упрямо сжаты и слегка обветрены. То веко, то скула слегка подергивались, выдавая скрываемое волнение; кожа на подбородке сохранила несколько почти незаметных следов от перенесенной в детстве или юности оспы. Но глаза, украшенные длинными и прямыми, словно у теленка, ресницами, небесно-ясные, они притягивали словно магнит, медленно и верно тащили в омут. Попавшись в их плен, я не могла оторваться.