Сэр Фитцджеральд первым отвел взгляд, прервав затянувшийся контакт. Его брови недоуменно взлетели.
Приблизившись, он широко открыл входную дверь, и изящный жест руки предложил мне свободу.
– Мисс, если есть причина, заставляющая вас хранить инкогнито, никто не вправе настаивать на ответах. Никто не вправе принудить вас открыться. Вы можете располагать моим гостеприимством, сколько посчитаете нужным, или уйти в любой момент. Дверь открыта. Одно лишь обстоятельство заставляет меня просить вас о снисхождении. Поговорите с доктором Лукасом и ответьте на несколько вопросов. Если вы соблаговолите удовлетворить его любопытство, то нижайше прошу пройти со мной в кабинет.
Слушая тихий уверенный голос, я знала, что Рубикон перейден, решение принято, пусть неразумное и могущее повлечь неприятные последствия. Истина очевидна: человеку, стоящему напротив, я могла доверить собственную жизнь. Наверное, такое случается. Сила и обаяние оказались счастливо соединены в единое целое.
Забыв о дерзких планах побега, я проследовала за хозяином Торнбери на второй этаж в его кабинет. Боюсь, если бы он посоветовал мне идти на плаху, то я и здесь послушалась бы беспрекословно…
«Тем более во сне… Где мне ничего не грозит. Даже интересно, что случится дальше».
– Сэр Фитцджеральд, простите!
Хозяин поместья оглянулся.
«Заговори с ним! Проверь! Если ты спишь, то он поймет…»
Я решилась.
– Простите, что говорю на своем родном языке. Хотелось бы понять: что происходит? – произнесла я, переходя на русский.
Мистер Коллинз нахмурился и, не отвечая, попросил жестом следовать за ним.
Глава 4
Если не знаешь, что сказать, говори правду…
Переступив порог кабинета, я увидела уже знакомых мне мужчин. Доктор Лукас сразу же поднялся, приветствуя меня, и следом за ним с поклоном встал Эдуард Мосснер, рыжеволосый и конопатый, словно яйцо перепелки, – именно его я повстречала вчера в парке вместе с сэром Коллинзом.
Я учтиво поклонилась им в ответ и заняла предложенное место в большом мягком кресле у камина. Огляделась.
Кабинет хозяина представлял собой небольшую, затененную плотными гардинами комнату. Солнечный свет, проникающий через неширокую щель в занавесях, яркой полоской расчерчивал пространство на две равные части. Над массивным письменным столом висел портрет неизвестного мне мрачного господина, упакованного в строгий, застегнутый до горла фрак. Единственными светлыми пятнами на картине были его пушистые седые бакенбарды и серебряный набалдашник трости.