– Не ошибаешься. Не раз встречался с уважаемым – и по своим прямым обязанностям и как приятель. Без преувеличения могу сказать: он был исполин и по кругозору и в работе. Как из последних могикан. Таких людей, как говорят, уж не осталось и, может, никогда не будет. Но вот что любопытно. Умер человек. А то, чего нашли в его бумагах, хватит для анализа таким, как вы, еще на десять лет.
Хара понял, что не вовремя упомянул об уважаемом покойнике, квело улыбнулся и с напускной покорностью понурил голову.
– Вы нас недооцениваете, Николай Ильич! Я всего-навсего хотел сказать, что это дело обросло травой. Простите, я не хотел вас чем-нибудь задеть.
– Да ты и не задел. А я кого люблю, того ругаю… Не дергай сразу с места да в карьер! Ну, что у вас там дальше?
– Так вот, – продолжил Хара. – Поскольку в его прежних связях нам не все понятно и у прокуратуры к нему есть вопросы, то лучше, если бы он выехал сюда без всякого нажима, добровольно.
– Кажется, он мнит себя борцом за справедливость. Боец невидимого фронта, – запальчиво сказал Астерион. – В некотором смысле наш коллега. Такая хирургия, Николай Ильич: если это дело просочиться в прессу, тут же раструбят, не пожалеют красок.
Хара косо посмотрел на своего приятеля.
– Ну, может быть, его и посадили бы, да кто-то прикрывал, у прокуратуры руки были связаны. По нашим данным некогда у них была здесь дружная компания, еще со школы. Мул прежде промышлял валютой. Его отец, первый секретарь обкома, был из разряда новоиспеченных прогрессивных коммунистов, затем трагически погиб. И в память об отце сынка не трогали. Потом пути их разбитной компашки разошлись. Один, который выехал в Испанию пораньше, успел обзавестись семьей там. Ныне проживает в Барселоне. Устроился на ниве экспорта отборного вина в Россию.
– Это оно здесь отборное, а там идет как суррогат из жмыха, – не удержался от сарказма не больно ласковый Астерион.
– Ну, перед тобой я не такой большой знаток по этой части! – огрызнулся Хара.
Полковника не удивило бы, если бы они сейчас вскочили, чтоб подраться. Астерион был более горяч, когда отстаивал свою позицию. Хара же, если ему не мешал его приятель-интеллектуал, мог изъясняться, хоть и очень нудно, – точно отмерял губами каждый слог, – зато последовательно.
– Я слушаю, закончи свою мысль, – сказал он офицеру.