– А чего, отец, никто не прижился-то тут?
И борода старика, цвета стога, разделилась пополам темной щелью:
– Хе-хе-хе… Вишь сортир?!
– Ну?
– Я поставил. Года еще нет. Гадишь, будто песню поешь. Деревом пахнет. Так бы и сидел, не вставая. А вон парник новенький, – и дед с хитрым прищуром уставился на Виктора, будто пенял: «Не догадался, мол, откуда добро?»
Виктор логики не находил. Наполнил рюмку себе и своему соседу:
– За твои золотые руки, отец!
В бороде распахнулась яма, и громогласно зазвучал густой хохот вперемешку с кашлем:
– За это выпью! Что есть, то есть!
Они закусили, вкусно причмокивая.
– Это еще не все! – хвастался дед. Ты самого главного не видел. Идем, покажу, – и потащил Виктора в дом, хотя тот идти не хотел.
Дом был небольшой, чистый, уютный. Виктор разулся, за что был обруган дедом:
– Да не снимай ты! Вымоет, не разломится!
И дед провел своего гостя в комнатку, самую крохотную, в одно окошко. На подоконнике цвел бордовый цветок. Занавески белые, аккуратно застеленная кровать с пышной подушкой, сундук и комод.
– Иди, – приказал дед, а сам на пороге остался. – Иди, иди, не робей.
Виктор прошел.
– Открой вон первый ящик. Видишь, платок клетчатый на булавку пристегнут? Разверни. Да не смотри ты на меня, делай, что велено! Это ейная комната, я сюда ни ногой.
Стоя спиной к старику, Виктор развернул платок, достал оттуда жестяную коробочку из-под чая, размером примерно как пачка денег, которую отдали риелтору, открыл ее и увидел фотографию маленького мальчика, а рядом кусочек клеенки с лямками из марли. На клеенке ручкой было написано: Ласточкина Мария Ивановна. Мальчик. 3890, 54 см. Дата: 27 мая. Время: 14.35. Виктор похолодел и от волнения едва не выронил коробочку.
– Аккурат сто тыщ. Может, и больше уже! – похвастался дед. – А кто заработал? Я заработал! Пошли дальше пить! – И старик вышел на веранду.
Дрожащими руками Виктор кое-как завернул коробку обратно и убрал в комод. Он еще раз оглядел комнату, милую, уютную, игрушечную будто. Простую и светлую. Заметил портрет на стене над ковром: молодые мужчина и женщина, на женщине фата, на мужчине пиджак. И цветы у них, ровно по середине.
– Ну где ты там? – крикнул дед с веранды, и Виктор поспешил выйти.
Старик откинул салфетку и откусил румяный пирожок.
– А вот с последних жителей, которые теперь дом продают, я аж восемнадцать тысяч взял! Ну зараза такая! Говорил же, не пеки лук-яйцо, с картошкой пеки, сказал! Все равно лук-яйцо испекла. Ну не сука ли она после этого?! Ты че не ешь? – грозно спросил дед.