Валентина провела рукой по клеёнке, на которой всегда лежали мужнины локти, потом взяла тряпку и как следует протёрла это место. Решив не останавливаться, привела в порядок стол целиком. Потом взяла пепельницу и замерла в нерешительности. Зачарованно глядя на окурок, Валентина медленно вернула пепельницу на место. Почему-то ей показалось, Виктор рассердится. К некоторым вещам он относился с большой щепетильностью и не разрешал их трогать даже ей.
Громадная плеть дождя хлестнула по стене дома, по кухонному окну, так что на несколько мгновений весь мир за стеклом пропал в массе бурлящей воды. Валентина приблизилась к подоконнику и наклонилась, щуря тяжёлые веки. Окно выходило во двор. Был виден старый сарай справа, поленница, накрытая куском толя, далее – забор, часть которого покосилась и готовилась упасть. В прошлом году Виктор купил доски для починки, строил планы, готовил инструменты, стоял, думал, точно полководец, курил рано утром, сунув руки в карманы штанов. Но что-то помешало Виктору взяться за работу, и забор остался кривым. Валентина вопросов не задавала. Она тоже слышала этот странный, едва различимый шум из-за горизонта, то ли гул, то ли скрежет, то ли пение хриплых труб. Виктор всё понял, как поняла ещё раньше Валентина, и угрюмо молчал. Сквозь это молчание, точно сквозь волшебное стекло, ей виделась их дальнейшая судьба, приговор, вынесенный высшей силой, который нельзя отменить. В утро, когда муж впервые не заговорил о починке забора и не вышел покурить на крыльцо, Валентина осознала: конец близок. Оставалось только ждать назначенного часа.
Она надеялась, что дождь вскоре закончится, но ошиблась. Становилось только хуже. Небо стало низким и тёмным, громадная чернильная туча почти касалась жирным мохнатым брюхом лесной опушки. «Ужас», – подумала Валентина и в тот же миг втянула голову в плечи. Удар грома, последовавший сразу за молнией, был такой силы, что закачался дом. Она закрыла руками уши, села на лавочку возле окна. Маленькой девочкой Валентина убегала от грозы и пряталась в спальне, забиралась в старый, пахнущий нафталином шкаф, находила себе убежище среди зимней одежды и сидела, не шевелясь. Эта мысль, дикая – не спрятаться ли, посетила её и сейчас. Ведь шкаф до сих пор там, он ничуть не постарел за эти годы. Да. Зато она, глупая и старая, уже совершенно не похожа на себя. После недавнего выхода на пенсию как-то враз осунулась, сгорбилась; теперь с каждым днём всё неохотнее смотрит на себя в зеркало, зная, что ничего хорошего там ей уже не увидеть – только смерть, затаившуюся в морщинках у глаз.