Стражник остался за пределами дворца и Дориан начинал
нервничать, чувствуя, что его спину больше не прикрывает никто.
Сначала он списал это на то, что привык слышать гулкие шаги
подкованных сапог за своей спиной, но чем глубже они проходили во
дворец, тем сильнее становилась нервозность. Дориан позволил
странному чувству заполнить его полностью в надежде, что
почувствует откуда исходит угроза, но кроме пота на спине не
получил ничего. И все же, ему казалось, что за ним следят. Уж не те
ли давно умершие люди, что смотрят на него с картин?
Князь распахнул дверь и любезно пригласил их войти. В узкой
комнате стоял длинный массивный стол из черного дерева с десятком
приставленных к нему стульев. Вдоль одной широкой стены стояли
покрытые белой тканью стулья, вторая же была сплошным стеклянными
окном. Окно это едва не касалось пола, оставляя стене лишь пару
пальцев. Сами стекла вставлены в квадратные рамы из того же черного
дерева, что и стол. Пол у стены слева от входа приподнят, и на нем
располагается что-то вроде кафедры. Дориан усмехнулся, в его голове
еще были свежи воспоминания о времени проведенным в учебе перед
поступлением в инквизицию. Последняя же стена украшена подробной
картой Альдеи. Карта была стара, и Альда, так был подписан город,
еще не обросла новыми районами, не дотянулась до моря на западе и
не уперлась в гору на севере.
— Так выглядел наш город, в то время, когда некромантия еще была
на службе людей и те, кто ей владел не желали власти так сильно, —
сказал князь, проследив взгляд Дориана. — Если вам интересно, мы
можем посмотреть ее вместе. Но позже, вы пришли сюда не за
этим.
Князь указал на стулья и, дождавшись, когда инквизиторы займут
места за столом сел напротив.
— Я собрал сегодня здесь всех, кто находился подле или общался с
Цирицией за десять дней до ее смерти. Вы сможете поговорить с
каждым из них один на один, если хотите. Если нет, то я могу
присутствовать. Не стану скрывать, мне бы этого хотелось, но
влезать в расследование я не стану. Итак, приступим. Я первый. Я
видел Цирицию за несколько часов до того момента, как мне сообщили,
что она мертва.
Мориан почесал затылок и, сложив на столе руки лодочкой начал
допрос. Он задавал вопросы, иногда слишком личные, способные
вызвать гнев и у более спокойной персоны, чем князь Альдейский, но
князь отвечал честно и открыто. Ни один вопрос не вызвал в нем ни
гнева, ни замешательства. Ответы Морина записывал, чтобы потом
сверить с тем, что будут говорить другие.