— А почему вы называете Альдею - Альдой? — спросил он у Мориана,
когда они вышли от главы.
— Мы слишком стары, чтобы еще помнить, как назывался город до
войны, — ответил старый инквизитор. — Отправляйся домой, я
распоряжусь, чтобы Сестры прислали тебе твои вещи. И ради Смерти
отоспись! Нам предстоит долгий бессонный период, — он грустно
вздохнул и с несвойственной его возрасту прытью поспешил по
лестнице вниз.
Боль снова дала себя знать, и Дориан не спешил за наставником,
спускаясь медленно и осторожно. До своей кельи он добрался, когда
солнце уже коснулось дальних гор. Ни с кем больше не говоря, он
упал на кровать и закрыл глаза. Перед его взором лежала Альдея —
красивая и страшная.
Келья Дориана мало чем отличалась от его, Мориана Хатта, кельи.
Та же скрипящая досками, покрытая серой простыней, кровать, то же
маленькое, зарешеченное окно под самым потолком, те же серые
промерзающие зимой стены и тот же выложенный разноцветной плиткой
пол. Пол этот был в весьма плачевном состоянии, многие квадратики
мозаики давно выпали, и на их место где-то легли деревяшки, а
где-то дыры просто замазали раствором для кладки. Мориан покачал
головой, его пол был в куда как лучшем состоянии, но оно и не
удивительно, занимая одну и ту же келью вот уже сорок лет, он
следил за порядком и, судя по аккуратно разложенным вещам, Дориан
тоже, но о предыдущих хозяевах комнаты такого сказать было
нельзя.
Мориан подошёл к столу под окном, приподнял лежащие стопкой
книги, пробежал глазами названия и вернул их на место. Отодвинув
стул, он недовольно поморщился, глядя, как задняя правая ножка,
жалобно скрипя, отошла. Он приподнял стул и легонько стукнул его об
пол. Ножка осталась на месте, и Мориан, развернув стул к кровати,
сел.
Темновато здесь. На улице вновь идет дождь, и серое низкое небо
не пропускает солнце, а даже если бы оно ярко светило, свет его все
одно не попадал бы сюда. Северная сторона, это плохо, зимой Дориан
вымерзнет до костей. Надо побеспокоиться об этом, пока пушистые
белые снежинки еще не кружат в небе Альды.
Дориан замер в дверях. На обнаженном плече его висело полотенце,
стопы в кожаных мягких тапочках, на ногах старенькие, посеревшие от
времени, короткие штаны, и не штаны даже — подштанники, а может
исподнее, Мориану было все равно. Если не поднимать головы и не
смотреть выше пояса, то можно было принять Дориана за попрошайку с
одноименной улицы. Но над штанами красовались жесткие кубики пресса
и алел свежий, еще не до конца заживший шрам. Торс молодого
инквизитора словно был выточен из телесного цвета мрамора —
сплошные крепкие молодые мышцы и не капли жира. Мориан с грустью
взглянул на свой давно отвисший живот, и хотя в нем тоже было не
много жира, но годы брали свое, и легкое брюшко у него было.