Тем временем Элизабет выросла, она оказалась смышленой, способной и наблюдательной девочкой. Однажды она задала маме нелицеприятный вопрос: почему, «когда папы нету дома, к нам ходят разные дяди», а ее запирают в ее комнате? В тот же год Анна без особого сопротивления мужа, даже как бы с его согласия, отправила Элизабет учиться сначала в пансион под Москвой, а после окончания там школы – в университет в Англию.
Часы тикали, календари показывали новые даты, и каждый год цифры становились все больше, все тяжелее, как в периодической таблице элементов Менделеева. Он немного постарел, располнел. Анна, наоборот, относилась к себе очень внимательно. Она давно оставила работу и жила для себя. Адам последние годы их совместной жизни стал чувствовать некоторое презрительное отношение к нему. Только в постели он удовлетворял ее безотказно и полностью, как ему казалось. Он был способен на долгий и страстный секс, до того, что она сама просила об отдыхе, и тогда они засыпали в обнимку, счастливые и умиротворенные. У Анны, казалось, не было повода жаловаться на недостаточность их сексуальной жизни или его мужскую слабость. И здесь у него возникал вопрос, почему же он часто видит ее с друзьями, старыми и новыми, улетающую за границу, как правило, под предлогом деловых поездок. Нет, порой они ездили вместе, но их совместное время провождение было скучным и утомительным для них обоих.
На последних пирушкам Адам невольно стал вдруг замечать, как она очень тесно танцует с кавалером, прижимается к нему, делая пошлые движения и даже позволяя целовать ее при всех. Он отводил глаза, ему казалось низким подглядывать за своей женой, верной спутницей, и подозревать ее в чем-то… в чем-то очень нечистоплотном, что для него самого являлось табу.
Однажды на вечеринке подвыпивший приятель из их компании, с сигарой в зубах и стаканом виски, глядя как Анна танцует с кем-то, и вроде бы не обращаясь к Адаму, сидевшему рядом с бокалом вина, сказал: «Какая прелестная нимфоманочка… она не меняется с годами…»
В тот вечер, да, именно в тот вечер откровения, возможно, одного из любовников его жены, мир Адама сильно пошатнулся. Ему вдруг почудилось, что чего-то он не понимает в своей жизни, да, пожалуй, и в жизни вообще!
Дни, впрочем, пока текли своим чередом и ничто не предвещало гроз и бурь, для Адама, по крайней мере. Он продолжал много работать и весьма прилично зарабатывать. Их интимная жизнь перестала быть желанной со стороны супруги. Это огорчало его, но не ее. Анне надоел ее муж с постоянством в своей сексуальной жизни. Никаких фантазий, никаких новых предложений, с ним нельзя даже заговорить о свинге или оргии. Она уже была готова познакомить его со своей подругой, чтобы та соблазнила его, и подглядеть, что получится. Но нет, он не поддавался на маленькие провокации. Разочарование и удрученность ситуацией, самою ею созданной, накапливалось в ней и закипало, и однажды утром Анна встала необыкновенно раздраженной. Самое безобидное и даже естественное предложение Адама поехать в отпуск одним, только он и она, и не за границу, а куда-нибудь на природу под Москвой, поближе к пансиону Элизабет, снять домик и пожить там неделю, встречаясь с дочерью, вызвало в ней бурю негодования.