Под нашими молчаливыми взорами мама вышла за калитку, с грацией голливудской звезды забралась в джип. Машина, кстати, ей тоже шла. Как шло всё то, что она надевала. Мама вообще была яркой женщиной – высокой, стройной, улыбчивой. Не все улыбки, правда, красили её, как и помада, между нами говоря, но об этом она все ещё не догадывалась.
Глеба пересадили маме на колени, помощники лихо заняли свои места, и тяжеленное авто тронулось в путь. Качнувшись на повороте, ухнуло в случайную промоину, но скорости не замедлило. И странно, между прочим. Во всяком случае, смотрела я вслед машине так, что взглядом могла бы проколоть все ее толстенные колеса разом, включая запасное, красующееся сзади, словно свернутый кренделем крокодилий хвост…
***
С цветами и деревьями обычно не разговаривают, а вот я разговаривала. Конечно, когда никто поблизости не стоял и не смотрел на меня сумасшедшими глазами. Только сумасшествие здесь ни при чём. Болтают же с собачками комнатными, с лошадьми, с кошками, даже с хомяками и свинками! – почему же не поговорить с цветами? Или с молодым деревцем? Скажу больше: с растениями даже приятнее разговаривать, – они слушают. Они всё понимают и всегда готовы к сочувствию.
– Что стряслось? – шепнула мне растущая у крыльца слива.
– Ничего! – зло ответила я и бездумно оборвала пару листков. – Будто сама не видела!
Слива вздохнула и промолчала, она была мудрее иных взрослых, и, обозлившись ещё больше – уже на себя, сердитую дуру, я растёрла несчастные листки в ладонях, сдула их сморщенные оболочки в траву. В другой раз наверняка бы извинилась перед сливой, а тут пошагала себе дальше, даже не оглянулась.
В детстве мы все заблуждаемся. В частности – в своих мыслях про взрослых. Думаем, что они умные и справедливые, что всё и про всё на свете знают. А потом вдруг выясняется, что это не так, что любимое занятие взрослых – это войны, деньги и экономические кризисы, что сплошь и рядом усатые и седые дядечки выясняют и никак не могут выяснить друг с другом отношения, что даже министры с академиками путаются в вещах, которые понятны малышне без всяких доказательств.
Вот и сейчас от всего случившегося хотелось ругаться и бить посуду. Хотелось даже вырвать клок волос, расцарапать кожу или что-нибудь поджечь. Деструктивный психоз, короче. Я вытащила из кармана зеркальце и, положив на землю, раздавила его ударом пятки. Сияющее и улыбчивое, оно хрустнуло и поблёкло. И будто даже пискнуло: «за что?», но я уже торопливо присыпала зеркальце землей. Легче от сделанного мне не стало.