Молчание Бена затянулось неприлично долго. Фриде и Гитте казалось, что пауза длится целую вечность. Неужели Бен всё-таки выдаст их нацистам? А если не выдаст, то ответит он в конце концов или нет?
И вдруг Бен начал быстро что-то писать. Закончив, он свернул записку и вместе с карандашом вернул её Фриде.
– Пара ингредиентов была записана неверно, – сказал он сухо. – А теперь я попрошу вас покинуть кухню. Моя работа требует сосредоточенности. Я не хочу, чтобы посетители вмешивались.
Парочка поваров захихикали. Фриде и Гитте не осталось ничего иного, как уйти прочь. Обеим девушкам казалось, что их только что унизили. К тому же это хихиканье и насмешливая ухмылка помощника шеф-повара только подливали масла в огонь. Записку Фрида развернула только тогда, когда они вышли на улицу. Там рукой Бена был приписан адрес, а ниже было сказано: «Встретимся через три часа».
Три часа спустя Фрида и Гитта пришли по указанному адресу и оказались у Бена дома. Они с любопытством оглядели комнату – здесь было на что посмотреть. На стене висело распятие, на комоде лежал большой нож, похожий на мачете, а рядом с ним стояла искусно вырезанная деревянная статуэтка, изображавшая нагую филиппинку.
– Если вы ищете фотографии генерала Дугласа Макартура, то зря стараетесь, – сказал Бен. – Я три года сражался с американскими войсками, которыми командовал его отец, Артур Макартур-младший, и другие генералы.
– Я думала, что Испано-американская война продлилась совсем недолго, – сказала Гитта.
– Верно, война США против Испании шла четыре месяца. Но затем началась другая, в которой Америка воевала уже против Филиппинской республики. Эта война тянулась три года, американцы убили триста тысяч филиппинцев. Но не меня, – Бен взглянул на комод. – Это мой нож-итак, которым я вырезал ту женскую фигурку. Американцы называют такие ножи «боло». И – да, эти тёмные пятна на рукояти – это кровь…
– Нам, наверное, не стоило приходить сюда, – сказала Гитта.
– Нет-нет, конечно, стоило, – возразил Бен. – Времена изменились. Японцы вторглись на Филиппины и творят там страшные зверства. Американцы теперь сражаются на нашей стороне. Я постараюсь помочь вам всем, чем могу. Но прежде чем мы перейдём к делу, я хотел бы сказать вот что: мой родной язык, тагальский, – совсем как французский.