– Прекратите вы чертей качать, полковник, – сказал Боровский, – и сделаете что-нибудь со своим каблуком. И предлагайте дело!
– А что я с ним сделаю? Если прапорщику верёвка не пригодиться, то отдайте её мне. Я ею сапог подвяжу.
– Это не поможет, – сказал Абрамов.
– А что поможет?
– Отставить о сапогах, господа! – скомандовал Боровский. – Что Лавру Георгиевичу ответим?
– Что наказали, – ответил Глебов.
– Как?
– Гауптвахтой, – подсказал Мазарович. – Десять суток. Запрём в сарае, натаскаем сена. Барышня хотя бы отоспится в тепле.
– Какие десять суток, штабс-капитан? Мы послезавтра выступаем.
– Хорошо, сутки. Но написать-то мы можем десять. Бумага всё стерпит.
– Да и в походе, можно считать, что она под арестом, – сказал Глебов.
– Правильно, – согласился с ним сотник. – Софья Николаевна, а как вы в седле держитесь.
– Ещё недавно думала, что хорошо, – улыбаясь, сказала Софья, – а прошлым летом упала с седла, сломала ногу.
– Пустое. Бывает. Гершельман просил ему ординарца подыскать. Я замолвлю словечко.
– Очень вам буду благодарна, Андрей Николаевич, – улыбнулась баронесса.
– Сочтёмся, Софья Николаевна.
– Господа, да холодно ей в сарае-то будет, – сказал Петровский. – Дождь вон идёт. Сыро и холодно.
– А у нас в Урюпинской наверное снег валит, – вздохнул сотник Абрамов.
– Тогда в бане, – сказал Зимин. – Натопим баню. Она там помоется, отоспится в тепле. Давно не были в бане, Софья Николаевна?
– Давно, – кивнул прапорщик.
– Женщине в бане одной нельзя, – хмуро сказал сотник, – банник может обидится и навредить как-нибудь.
– Неужели вы верите в эти суеверия, сотник? – удивился Зимин. – Домовой, банник. К тому же она не по своей воле, баннику всё можно объяснить. Он поймёт.
– Можно, конечно, – согласился Абрамов.
– Что ж, прекрасно, – обрадовано сказал Боровский, – если все согласны, то так и напишем.
Все согласились, стали расходиться.
– А петух-то улетел, – вдруг сообщила Соня.
– Как улетел? – удивился Боровский.
– Как? – пожала плечами Софья. – Взял и улетел.
– Значить зря вы, подполковник, – сказал Боровский Глебову, – свой портсигар этому мужику отдали.
– Да ладно вам, Александр Александрович, – отмахнулся Глебов, – наверняка его кто-нибудь из наших поймал и съел. Что мне портсигар, что ли жалко для снабжения армии? Алексеев вон своих денег не жалеет и то ничего.