Мари тяжело вздохнула. Голова раскалывалась на части и ощутимо кружилась. Она уже выпила найденную в рюкзаке таблетку обезболивающего, но лекарство еще не успело подействовать. Беглый осмотр вещей дал понять, что ничего особо полезного у нее с собой нет. Только наличие охотничьего ножа в ножнах на щиколотке не могло ни радовать сердце. Сама не зная почему, Мари безрадостно отметила, что никакой еды у нее в сумке нет, а питьевой воды лишь начатая бутылка. Словно предчувствовала, что застряла в этой мрачной дыре надолго. Вот только почему? Потому ли, что это местечко само по себе вызывало ощущение заброшенности? Или потому, что оно было таким серым и унылым?
Пытаясь логически объяснить бесцветность окружающего мира, Мари предположила, что это могут быть последствия травмы мозга, от которой голова так сильно болела, а воспоминая об аварии и событиях, что ей предшествовали, куда-то бесследно улетучились и упрямо не желали возвращаться. Но следы запекшейся крови на бледных, посиневших от холода пальцах, привычная окраска мотоцикла и собственных вещей в рюкзаке, а также потерянный и испуганный взгляд зеленых глаз, подчеркнутых слегка расплывшейся от влаги темной косметикой, что отражались в уцелевшем после аварии зеркале заднего вида, вызывали сомнения в истинности подобной версии. Больше похоже, что она просто чужак в этом ненормальном мире. Инородное тело, попавшее сюда каким-то случайным и неведомым образом.
Окружающий туман казался излишне плотным и словно маслянистым, оседая на коже и волосах противной скользкой пленкой. Мари раздраженно собрала тяжелое от влаги каре в практичный хвостик на затылке, заправив конец длинной, асимметричной челки за ухо. Ведь совершенно неизвестно сколько еще придется проторчать на улице.
Однако самое неприятное в ситуации было то, что сердце просто разрывалось от целого вороха тревожных предчувствий и навязчивых дежавю. Будто бы Мари уже бывала здесь раньше. И вроде как в прошлый раз все закончилось чем-то трагичным. А еще она очень сильно волновалась за сестру. Так как ощущение того, что Энни в опасности не только не покидало разум с момента, как она очнулась, но и перерастало в параноидальную уверенность, стремительно растущую на фоне полного отсутствия связи.
Да еще этот загадочный кулон на шее, по какой-то причине не дающий покоя мыслям. Красивый, обрамленный серебристым металлом камень, представляющий собой распиленную вдоль окаменевшую ракушку наутилуса. Мари помнила, что он называется аммонитом, и что ей подарил его какой-то парень, лицо которого она могла представить лишь очень смутно. Странно то, что Мари не помнила, ни кто этот парень, ни почему он подарил ей этот кулон. Однако помнила, что у него был точно такой же, но из второй половины раковины, что символично отражало их связь, как связь двух половинок камня между собой. Вспоминая об этом сквозь туман головной боли, Мари ощущала в душе такие ностальгические и теплые чувства, словно загадочный парень был для нее кем-то очень важным. Вот только она не могла вспомнить не только его лица и имени, но даже ничего об их общении, которое наверняка должна была запомнить, так как обычно не доверяла мужчинам, никогда не имея среди них ни любовников, ни возлюбленных, ни даже друзей или приятелей. Виной такому предвзятому отношению было то, что Мари изначально, как многие детдомовские дети, была весьма нелюдимой особой, а в шестнадцать еще и подверглась сексуальному насилию со стороны взрослого мужчины. Поэтому она просто не понимала и не представляла, что могло связывать ее с парнем, да еще и, судя по смутному образу в голове, довольно красивым. Ведь Мари даже сейчас осознавала, какие восхищенные чувства он в ней вызывал.