Улыбин молча вышел из-за стола. Его волновало отсутствие с вечера Сухроба, который не вернул денег за проданное мясо. С адвокатом расплачиваться было нечем, а время пришло выдвигаться на суд.
Перед посадкой в машину профессор любовно обвел взглядом хозяйство. Коровник, похожий на вкопанный в землю дом. Свинарник из старой бани. Аккуратная поленница дров из вчерашнего столба.
На крыльце районного суда вальяжно покуривал высокий мужчина. Улыбин с облегчением вздохнул: «Слава богу, адвокат приехал».
Адвокат, распахивая перед идущим впереди профессором многочисленные двери, успевал еще что-то шептать на уху. Михаил со Светланой шли следом. Внутри здание правосудия походило на запутанный лабиринт: переходы, коридоры и коридорчики, деревянные двери с расхлябанными ручками, зарешеченные окна. Казалось, выйти отсюда может только человек в судейской мантии или полицейской форме.
Полупустой зал быстро наполнялся любопытными чухловчанами. Михаил со Светланой сели за спиной Улыбина. Гнетущая атмосфера безысходности витала в помещении. Адвокат единственный находил обстановку домашней.
– Профессор, не волнуйтесь, – увещевал «посредник правосудия», —все будет хорошо. Главное, почаще судью называйте «ваша честь», а через два раза «Ваше превосходительство». Любят восхваление. Они сейчас, как жрецы в древнем Египте. Неприкосновенны и высоко оплачены. Пенсии под сто тысяч! Хорошо быть независимым от народа, но зависимым от власти. Помните, будет и ваше последнее слово. Только не как тот грузин. Вместо последней просьбы, называет: «сто тысяч». Судья в ответ: «суд удаляется на совещание». Михаилу совсем не смешно, а адвокат громко хохочет. Люди с опаской оборачиваются.
Неожиданно девочка-десятиклассница торжественным голосом, как вожатая на пионерской линейке, объявила: «Встать, суд идет!»
Полная женщина с белым ученическим воротничком поверх черного балахона незаметно появилась за судейским столом. Она походила на состарившуюся Мальвину. Вот только Буратино опаздывал, как всегда. Представление началось.
Адвокат, вместе со всеми вставая, громко схохмил: «Да здравствует чухловской суд, самый гуманный суд в мире».
Совсем шепотом: «Мама судья, доча секретарь суда. Не семейственность, а династия! Вот о чем фильмы снимать».
– Заседание суда объявляю открытым, – проговорила с учительской строгостью кругленькая женщина, – обвинение, вам слово.